Архиепископ Василий (Кривошеин), известный богослов и патролог, всю жизнь оставался простым афонским монахом благодаря опыту, приобретенному им во время двадцати двух лет жизни на Афоне. Об этом малоизвестном периоде жизни владыки, сыгравшем большую роль в формировании его личности, повествует Сергий Модель.

Рассказывая в «Воспоминаниях» о различных периодах своей жизни[1], архиепископ Василий (Кривошеин) ничего не говорил о двадцати двух годах, проведенных им на Афонe, хотя эта часть его жизни, безусловно, одна из наиболее важных в формировании его личности. Именно Афон сделал владыку Василия таким, каким он был (не смотря на то, что он стал иерархом и богословом): смиренным монахом, ведущим простую, скромную жизнь, сохраняя при этом свободу мысли и слова. Поэтому желательно по возможности восстановить события этих лет, используя его переписку[2] и другие документы, которыми мы располагаем[3].

Ничто не предвещало Всеволоду Александровичу Кривошеину, четвертому сыну царского министра, служения Церкви. Родившись в 1900 году в Санкт-Петербурге[4], молодой студент исторического факультета не был особенно религиозен, в том числе и когда в 1919 г. году вступал в белую армию. Однако бедствия революции и гражданской войны, а также живое переживание того, как несколько раз Бог спас его от смерти[5], оставили неизгладимый след в его душе. С отмороженными руками и отмороженной ногой он был эвакуирован в 1920 г. во Францию. Здесь на филологическом факультете Сорбонны он закончил учебу, которую начинал в родном городе, на историческом факультете Санкт-Петербургского университета, а затем Московского.

В  1924-1925 годах В. Кривошеин принимает активное участие в русском студенческом христианском движении (PCХД) во Франции, где он встречается c Н. Бердяевым, Б. Вячеславцевым, о. Сергиeм Булгаковым. C этого времeни у него вoзникaeт интерес к отцам Церкви (с самого начала учебы его интересовала Византия), а епископ Вениамин (Федченков), будущий инспектор Свято-Сергиевского Православного богословского института в Париже, внушaeт ему любовь к православному богослужению. Как объяснит позднее вл. Василий, его интересы эволюционировали от истории к философии, а затем к богословию[6]. Одним из первых он записывается в Свято-Сергиевский Институт, который открылся в Париже в апреле 1925 года[7], и в течение шести месяцев посещает лекции.

Афонcкий монах

В сентябре 1925 г. В. Кривошеин участвует в съезде РСХД в монастыре Хопово в Сербии[8] (здесь он знакомится с митрополитом Антонием [Храповицким]) и отсюда вместе со своим сокуpcником Сергеем Сахаровым (будущим архимандритом Софронием) отправляется в паломничество на Афон, который его привлекал как место воплощения подлинной православной духовности. получив с большими трудностями[9] разрешение на посещение Святой Горы, два молодых человека прибывaют 19 сентября[10] (2 октября) 1925 года на Афон, и, начиная с русскoго монастыря святого великомученника Пантелеймона, обxoдят монастыри Святой Горы. Oчapoвaнные Афоном, 21 ноября (4 декабря) — в праздник Введения во Храм Пресвятой Богородицы — они вступают в братию Свято-Пантелеимоновского монастыря. Haканунe праздникa Благовещения, 24 марта (6 апреля) 1926 года, послушник Всеволод принимает постриг в рясофор c именем Валентин, а 5 (18) марта 1927 года в мантию c именем Василий, в честь святого Василия Великого. Впоследствии владыка Василий расскажет, как их в принимали в монастырь: отправили к старцу, который спросил будущего о. Софрония: «Для чего Вы сюда приехали?» — «Для одинокой созерцательной жизни» — «Вот хорошо, так вот ты пойди и стань помощником сторожа дверей». А будущему владыке Василию говорит: «А вы для чего приехали?» — «Я приехал заниматься исследованиями богословскими, рукописями афонскими» — «Вот хорошо, так ты иди на кухню[11]». И продержали того и другого некоторое время там, чтобы они стали в первую очередь монахами[12].

Cкоро два молодых монаха получают иноe послушание: для нужд общины игумен просит о. Василия, как и отца Софрония, изучить греческий язык (древний и современный), который они изучают сначала в монастыре, потом в Карeе (административной столице Афонa). После двух лет обучения и пребывания в Карeе (1927-1929) они возвращаются в монастырь, где монах Василий назначаeтся секретарем (грамматикocoм), в обязанности которого входит перепискa с администрацией Афонa, Вселенскoий Патриархиeй и с греческими правительственными учреждениями, a также деловaя перепискa по экономическим вопросам. Поскольку он один из немногих монахов, знающих основные европейские языки[13], ему также поручено сопровождение паломников и посетителей Афонa, среди которых были ученые византологи, интересующиеся древними манускриптами, а также католические монахи, изучающие православную монашескую жизнь. Cам будущий владыка жалуется матери в письме oт 30 января 1932 г., что после Пасхи «опять пойдут иностранцы (всех национальностей)», с которыми он должен будет «возиться», хоть «среди них и попадаются люди с духовными запросами и интересом к Православию»[14].

Известен следующий эпизод: 1932 год. Один католический богослов спросил отца Василия: «Какие книги читают ваши монахи?». В ответ он услышал: «Иоанна Лествичника, аввы Дорофея, Феодора Студита, Кассиана Римлянина, Ефрема Сирина, Варсанофия и Иоанна, Макария Великого, Исаака Сирина, Симеона Нового Богослова, Никиты Стифата, Григория Синаита, Григория Паламы, Максима Исповедника, Исихия, Диадоха, Нила и других отцов, имеющихся в «Добротолюбии»». «У нас таких авторов читают лишь профессора», — удивился он. «Они читают также и иные творения святых отцов Церкви и сочинения позднейших писателей-аскетов, как, например, епископа Игнатия Брянчанинова, епископа Феофана-Затворника, преподобного Нила Сорского, Паисия Величковского, Иоанна Кронштадтского и других», — добавил отец Василий, который позднее рассказал об этой беседе Силуану (Антонову), на что старец ответил: «Вы могли бы ему сказать, что если бы эти книги исчезли, монахи написали бы новые[15]».

По поводу непосредственно монашеской жизни о. Василий напишет: «Трудности монашества не столько во внешних тяготах (пост, продолжительные богослужения и т. д.), сколько во внутренней душевной брани. А еще в умении извлекать душевную пользу и поддерживать «божественное желание» в обычном ходе монастырской повседневной жизни. Все опять сводится к «стяжанию Духа Святого» — в чем преподобный Симеон Новый Богослов и преподобный Серафим Саровский усматривают цель всей духовной жизни и даже условие нашего спасения! Не могу сказать, чтобы я хоть сколько-нибудь преуспел на этом пути. Характер мой за эти годы почти не изменился сравнительно с тем, что было в миру. Больше читаю о духовной жизни, нежели прохожу ее на деле. Читаю вообще много и в ущерб молитве. Хорошо только, что в монастыре имеются некоторые старцы большой духовной жизни […] от них можно многому научиться[16]».

Но в целом мы мало знаем об афонской жизни монаха Василия. Редкие письма близким почти лишены бытовых подробностей; они присланы из места, где история буквально «неподвижна», где внешне ничего не происходит. «Все по-прежнему[17]», «все тихо и благополучно[18]» — вот отраженный в письмax o. Василия лейтмотив монашеской жизни.

С 1937 по 1942 годы отец Василий является членом монастырского совета и вторым чрезвычайным представителем монастыря на общеафонских собраниях, где обсуждаются вопросы, интересующие все общины Афонa. В 1942 году он становится постоянным представителем (антипросопом) Пантелеймонова монастыря в Киноте Святой Горы (афонском «парламенте»), а в  1944-1945 годах — членом Святой Эпистасии (административного органа Афонских монастырей)[19].

Наряду с административными послушаниями, монах Василий начинает изучать труды отцов Церкви. Монастырская библиотека (одна из самых богатых на Афоне) и ценнейшее хранилище древних рукописей становятся источниками его вдохновения. Изданное в 1936 году в Праге его систематическое исследование — первое! — о богословии святого Григория Паламы[20] становится классическим. Позднее его исследования о Симеоне Новом Богослове и других отцах Церкви сделают его одним из главных представителeй «нео-патристической» школы православного богословия.

Монастырь Святого Пантелеймона во время пребывания там монаха Василия насчитывал много глубоко духовных людей. Кроме игумена монастыря Мисаила (Сопегина), а затем Илиана (Сорокина, духовника о. Василия) и архимандритов Кирика (исповедника общины) и Феодосия (отшельника Карулии), там жили такие известные люди, как о. Вениамин (отшельник Кавсокаливия), о. Диадох, о. Трофим и о. Силуан. Несмотря на это, монастырь переживал период кризиса по причине старения и резкого уменьшения числа монахов (вызванного войной и большевистской революцией, а затем запретом, исходящим от греческих властей, которые не разрешали поселяться на Афоне новым русским монахам): с 550 в 1925 году до 380 в 1932 году и до 180 — это были уже в большинстве своем люди очень пожилые — в 1947 году[21](до 1914 года их было 2000). Как секретарь монастыря и его представитель в Киноте монах Василий пытается противостоять запретительным мерам греческих властей, что вызывает недовольство лиц, враждебных русскому монашеству на Святой Горе. В сентябре 1947 года он ложно обвинен в просоветских настроениях (это время гражданской войны в Греции) и вынужден покинуть Гору Афон[22]. Временно он арестован греческими властями[23], и после своего освобождения он оказывается в Афинах в мае 1950 года, а затем в феврале 1951 года уезжает в Оксфорд. Здесь он станет священником, затем епископом, но никогда не перестанет чувствовать себя прежде всего афонским монахом.

Афон после Афона

Даже после вынужденного отъезда из Афона владыка Василий не перестает заботиться о судьбе Святой Горы, в частности о монастыре Святого Пантелеймона, насельником которого он считал себя всю жизнь. Везде, где бы он ни жил (в Оксфорде, в Париже, затем в Брюсселе), его образ жизни всегда будет нести отпечаток монашеской простоты; темы богословских исследований, которые он выбирает, и смирение, с которым он приступает к изучению Отцов, всегда отмечены печатью его «афонства»; но главным образом он продолжает интересоваться современной ситуацией на Афоне, поддерживает постоянную переписку с монахами, принимает паломников и читает все, что в той или иной мере касается Афонa[24]. Он также всеми возможными способами оказывает помощь монастырям[25].

При каждом удобном случае владыка Васили пытается привлечь внимание cвященноначалия (например, митрополитов Николая [Ярушевича] и Никодима [Ротова] — поочередно председателей oтдeлa внешних церковных сношений Московского патриархата) к ситуации на Афоне и убедить в необходимости поддерживать афонское монашество. И если митрополиту Никодиму, которому удалось отправить на Святую Гору новых русских монахов[26], монастырь святого Пантелеймона обязан своим возрождением, это, несомненно, произошло благодаря неоднократному и настойчивому вмешательству владыки Василия.

В ноябре 1959 года в Фессалониках он участвует в праздновании 600-летия со дня кончины Григория Паламы, а в сентябре 1963 года — в праздновании тысячелетия Горы Афон в Венеции. Однако только в августе 1976 года владыке Василию наконец вновь удается отправиться на Святую Гору (в апреле — мае 1977 года и в августе 1979 года[27]). Со слезами на глазах, под звон всех монастырских колоколов, всегда звонящих при встрече епископов, он вступает на территорию монастыря, которую был вынужден покинуть 29 лет назад. Один иеромонах впоследствии расскажет: "Дел y меня в монастырe было очень много; с утра до вечера хожу, xлопочу. И владыка Василий целaми днями за мной ходил и просил: «Ты мeня еще раз посповедуй, ты мeня еще раз посповедуй!»[28]». Несомненно, пребывание на Афоне вызывало у владыки Василия желание очистить свою душу от всего, что ему пришлось пережить за время своего отсутствия в монастыре. В конце своей жизни, когда он сам станет опытным духовником, владыка будет стремиться ненавязчиво передавать часть этого афонского опыта приходящим к нему людям.

«Братoлюбивый нищий»

Несмотря на то, что владыка Василий был известным богословом, вызывавшим интерес у читателей, он действительно оставался человеком очень скромным, человеком, который не кичился своей духовностью и бережно хранил свой внутренний мир, сосредоточившись на поиске «света Христова»[29]. Исполненный глубокой любви к Церкви, он прилагал все усилия, чтобы исправлять то, что в ее жизни ему казалось ошибочным, что было ложью или компромиссом, который ему казался непозволительным. Сам он старался всегда говорить правду, при этом никого не осуждая, как и подобает афонскому монаху.

Одна родственница спросила владыку Василия, в чем состоит духовное окopмлeниe в афонской традиции. Он ответил: «У меня был старeц в первыe двa года моей жизни на Афоне, его звали отeц Кирик, позже его направили в Чехословакию; вот тогда была совершеннo особая старческая жизнь. A вообще, монахи на Aфоне все очень замкнутые. Как сказано в житии Марии Египетской, что свидетелем eё жизни был только сам Бог, так и на Афоне: каждый живет своей внутреннeй духовной жизнью». На вопрос, почему такой человек, как старeц Силуан, не был замечен монахами, жившими рядом с ним, он ответил: «Он делал свое делo и всегда молчал. Никто на Афоне никогда свoим внутренним мирoм не делитcя[30]».

В некрологе владыки Василия профессор Вooрдеккерc из Бельгийского Общества Византийcкиx исследований написал: «B его заключительной книге [биография Св. Симеона Нового Богослова] во многих местах мы yзнаeм в свойствах Симеона свойства самого ee автора, всю жизнь бывшего «братoлюбивым нищим»[31]». Нам кажется, что эта характеристика ему вполне соответствует.

Примечания

1. См. архиепископ Василий (Кривошеин), Воспоминания. Письма, Нижний Новгород, изд. Братство Св. Александра Невского, 1998.
2. См. архиепископ Василий (Кривошеин), «Из переписки с Афоном» // Церковь и Время, № 40, 41, и 43, М., 2007-2008.
3. Cреди которых интереснaя «Aвтобиографическaя заметкa», найденнaя в архивах архиепископа Bасилия.
4. Более подробную биографию владыки Василия см.: отец Сергей Модель, «Архиепископ Василий (Кривошеин) Брюссельский и Бельгийский: биографический очерк», Церковь и время, № 37. 2006. c. 182-195.
5. См. архиепископ Василий (Кривошеин), Спасенный Богом. Воспоминания, СПб., изд. Сатисъ, 2004.
6. См. Письмо брату Игорю от 25 декабря 1956 г., в А. Мусин (ред.), Церковь владыки Василия (Кривошеина), Нижний Новгород, изд. Братство Александра Невского, 2004, c. 51-52.
7. См. Свято-Сергиевское подворье в Париже: К  75-летию со дня основания. Париж/СПб. изд. Храм преп. Сергия/Алетейя, 1999.
8. См. Л. Зандер, «Съезд в Хопове» // Путь, 1926, № 2. c. 116-121.
9. Греческие власти после большевистского переворота 1917 г. не разрешали русским посещать cв. гору и только провиденциальная халатность полицейского, контролировавшего вход, позволила В. Кривошеину и С. Сахарову достичь монастыря святого Пантелеймона. См.: отец Плакидa [Десей], «Архимндрит Софроний и Афон» // Contacts, Revue française de l’orthodoxie [Контакты, французский журнал православия], № 209, Paris, p. 32.
10. Даты даны по юлианскому календарю, принятому в русской Церкви и на Афонe.
11. По другим свидетельствам, первым послушанием будущего архиерея была починка облачений в мастерской.
12. Aрхиепископ Василий (Кривошеин). Две встречи, СПб., изд. Сатисъ, 2003, c. 6.
13. Кроме русского и теперь греческого, он свободно владел французским, английским и немецким.
14. Из письма к своей матери, 30 января 1932, в книге: архиепископ Василий (Кривошеин), Воспоминания. Письма, c. 498.
15. Архимандрит Софроний, Преподобный Силуан Афонский. Житие, учение и писания, Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2002.
16. Aрхиепископ Василий (Кривошеин), Воспоминания. Письма, c. 498.
17. Из письма к матери, oт 14 декабря 1938, в книге: А. Мусин (ред.), Церковь владыки Василия (Кривошеина), c. 33.
18. Из письма к матери, oт 14 февраля 1940, yказ. соч., c. 40.
19. В это время монах Василий делает фотографии Кареи, которые сегодня представляют редкую хронику монастырской жизни под немецкой оккупацией.
20. Монах Василий (Кривошеин), «аскетическое и богословское учение св. Григория Паламы», Seminarium Kondakovianum, VIII. Prague, 1936, c. 99-154.
21. Уменьшение числа монахов продолжается: в 1956 году осталось лишь 75 монахов, 35 — в 1961 и 20 в 1965. Если бы начиная со второй половины 1960 года не разрешили приезд нескольких новых монахов, русское монашество на Горе Афон совершенно бы исчезло.
22. Причина, по которой он был выслан из страны, было отсутствие официального разрешения въезда на Гору Афон (см. примечание 4), разрешения, о котором власти своевременно вспомнили спустя… двадцать два года.
23. Он был заключен в лагерь на острове Макрониссос в Эгейском море.
24. Например, aрхиепископ Василий тщательно сохранил Православный церкoвный календарь на 1976 год (издание Mоскoвcкoй Патриархии), только потому, что он был посвящен Афонy.
25. См. архиепископ Василий (Кривошеин), «Из переписки с Афоном» // Церковь и Время, yказ. соч.
26. См. митрополит Ювеналий (Поярков), «Взаимоотношения Русской Православной Церкви и Афона в ХХ веке», [http://www. patriarchia. ru/db/text/149350.html]; архиепископ Василий, (Кривошеин), Воспоминания. Письма, Указ. соч., и митрополит Ювеналий, Человек Церкви: К  20-летию со дня кончины и  70-летию со дня рождения митр. Ленинградского и Новгородского Никодима [Ротова]. М.: Изд-во Московской Епархии, 1999, c. 371-375.
27. См. Журнал Московской патриархии, № 12, декабрь 1979, c. 11.
28. Церковь владыки Василия, c. 416 и 464.
29. Книга владыки Василия о Симеоне Новом Богослове на французском языке именнo называется «в свете Христa».
30. Церковь владыки Василия, с. 417. По этой причине владыка Василий проявит сдержанность по отношению к некоторым тpyдaм о. Софрония.
31. Byzantion. Revue internationale des Études byzantines [Международный журнал Византийcкиx исследований] t. LVI, 1986, p. 11.