И, начав — как и все! — погонею за успехом, незаметно для себя пришел — к самопожертвованию.
Из воспоминаний об Александре Кривошеине его сотрудника Ивана Тхоржевского, публициста и автора парижской газеты «Возрождение»

Накануне I Мировой войны умный либерал Петр Струве верно отметил: «Седалище современной реакции находится вне бюрократии». Действительно, в бюрократической элите в равной степени не пользовались популярностью ни бесперспективная реакционно-черносотенная, ни утопичная социалистическая идеология. Несомненное предпочтение отдавалось консервативному либерализму и взглядам в духе политической философии выпускника Московского университета и блистательного отечественного правоведа Бориса Чичерина (1828–1904): «Свобода необходимо ведет к неравенству состояний. Уничтожить неравенство можно только подавив свободу, из которой оно истекает, искоренив в человеке самостоятельный центр жизни и деятельности и превратив его в орудие общественной власти, которая, налагая на всех общую мерку, может, конечно, установить общее равенство, но равенство не свободы, а рабства. Не право на пользование жизненными благами, а право на свободную деятельность для приобретения этих благ принадлежит человеку. Действительное же осуществление этого права, будучи предоставлено свободе, столь же разнообразно, как самые свойства, наклонности, чувства, мысли и положения людей».

Сто лет назад из бюрократической элиты Российской империи на сцену общественно-политической и государственной деятельности вышел Александр Кривошеин, возглавивший в октябре 1906 г. Крестьянский поземельный и Дворянский земельный банки, а затем ставший практическим организатором выдающейся Столыпинской аграрной реформы.

Кривошеины

Александр Васильевич Кривошеин родился 19/31 июля 1857 г. в Варшаве в семье подполковника армейской артиллерии Василия Федоровича Кривошеина (1829–1894). Отец будущего столыпинского министра происходил из крестьян Воронежской губернии. Он выслужил заветное личное дворянство упорной службой от солдата до подполковника и вышел в отставку с «мундиром и пенсией». Мать Юлия Ивановна была представительницей обедневшего польского дворянского рода Яшинских. Материальное положение родителей оставалось более чем скромным, и семья жила вне всякой роскоши.

Образовали и воспитали Александра Васильевича классическая гимназия в Варшаве и юридический факультет Санкт-Петербургского университета.

В 1892 г., когда Александр Васильевич служил в Петербурге по ведомству МВД, он женился на дочери историка, профессора Московского университета Елене Геннадьевне Карповой, чья мать Анна Тимофеевна принадлежала к знаменитой и богатой семье Морозовых. Еще задолго до свадьбы, благодаря тесной дружбе с молодым профессором и известным искусствоведом Адрианом Праховым, молодой Кривошеин познакомился с верхушкой московского купечества, в том числе с Мамонтовыми, Морозовыми, Крестовниковыми, Якунчиковыми. Тесное и постоянное общение с лучшими представителями русского торгово-промышленного капитала и меценатами наложило несомненный отпечаток на вкусы и характер, а позднее — и на политические взгляды Александра Васильевича.

На внутренний мир Кривошеина влияли путешествия по прекрасной Италии и увлекательные беседы с Праховым, привившие собеседнику любовь к западноевропейской живописи. Благодаря знакомству с Саввой Мамонтовым он неоднократно бывал в Абрамцеве, подмосковном центре русской художественной жизни, здесь встречался с Михаилом Нестеровым, Валентином Серовым, познакомился и дружил с Виктором Васнецовым. В 1884 г. в Абрамцеве на Кривошеина большое впечатление произвела созданная Еленой Поленовой мастерская крестьянского кустарного искусства. Спустя четверть века воспоминания о «поленовской мастерской» послужат основанием для важных инициатив деятельного столыпинского министра.

Кривошеин был успешен и органичен в богатой событиями жизни, в которой нашлось место, например, и для вызванного романтическими обстоятельствами дуэльного поединка на саблях, оставившего шрам на лице министра. Уже будучи всесильным главноуправляющим землеустройством и земледелием, пребывая на бюрократической вершине Российского государства, он по-прежнему любил, чтобы подчиненные и просители обращались к нему по имени и отчеству вне установленных правил знаменитой «Табели о рангах», избегая обязательно положенных титулований.

Отказавшись от бесплатной, но ординарной казенной квартиры в центре столичного Петербурга, Александр Васильевич предпочитал снимать дорогую частную квартиру, но зато ничто не мешало ему обставить дом в соответствии с собственным тонким художественным вкусом. В уникальной коллекции столыпинского министра хранились работы выдающихся живописцев XVI–XVIII веков: венецианца Джованни Каналетто, фламандцев Жака Артуа, Паулуса Бриля, Яна Брюгеля и других мастеров. И здесь же соседствовали оригинальная авторская версия «Трех богатырей», «Тихая заводь» Исаака Левитана, «Вид старого города» Аполлинария Васнецова.

Петр Струве назвал преклонявшегося перед итальянской красотой Кривошеина «культурным аристократом». Александр Васильевич олицетворял редкий тип мыслящего, тонко чувствующего и способного к глубокому переживанию русского европейца.

На службе без подобострастия

По окончании университета со степенью кандидата прав и кратковременной службы в скромной юридической должности Александр Кривошеин поступил в 1887 году в земский отдел МВД, обратив на себя внимание всесильного министра-реакционера графа Дмитрия Толстого, ценившего исполнительных и умных сотрудников. Именно знакомство с министром отчасти способствовало карьере Кривошеина, который спустя двадцать лет будет безжалостно ликвидировать многочисленные последствия «контрреформ» графа Толстого 1880-х годов.

Будучи делопроизводителем, а затем столоначальником отдела, Кривошеин показал на службе целый ряд незаурядных качеств. Современники вспоминали, что Александр Васильевич обладал даром «шармировать» окружающих, в том числе и начальников. Он умел заводить знакомства, но они не были неразборчивыми, служил усердно, но не прислуживал, внимал начальству, но всегда сохранял чувство собственного достоинства и независимость суждений, не боясь потерять места.

После учреждения в 1896 г. Переселенческого управления Александр Васильевич занял вакантную должность помощника начальника, что соответствовало должности вице-директора департамента. Ввиду расстроенного здоровья начальника Кривошеин фактически возглавил работу управления. Сохраняя принципиальность, он не побоялся в 1903 г. вступить в конфликт с резким и консервативным министром внутренних дел Вячеславом Плеве, дав твердо ему понять, что готов расстаться с желанной столичной карьерой и отправиться в провинцию. Плеве принес извинения, и Кривошеин стал единственным сотрудником МВД, которому отныне позволялась критика репрессивных намерений нетерпимого министра в отношении фрондирующих либеральных земств.

Служба Кривошеина сопровождалась многочисленными командировками в провинцию и на окраины империи, в ходе которых перспективный чиновник, обладавший острой наблюдательностью, познакомился с реальным положением дел в сельском хозяйстве, приобрел большой опыт и ценные практические знания. В вальяжном столичном бюрократе постепенно рос желавший полноценного творчества государственный деятель.

Во многом благодаря ему, тридцатилетняя традиционная политика противодействия стихийной крестьянской миграции на восток в 1861–1891 гг. сменилась в 1892–1905 гг. политикой планомерного регулирования переселенческого процесса. В 1896–1905 гг. за Волгу и Урал из европейских губерний переселились, по официальной статистике, более 1,3 млн человек, из которых возвратились назад в среднем 15–17% переселенцев. 23 декабря 1904 г. Кривошеин занял должность начальника Переселенческого управления, а 8 июня 1905 г. стал товарищем (заместителем) главноуправляющего землеустройством и земледелием.

Политический талант Кривошеина в полной мере проявился тревожным летом 1905 года. Именно с ним историки связывают известную записку на высочайшее имя от 6 августа. Автор серьезно аргументировал необходимость создания объединенного правительства, сильного органа исполнительной власти. В записке Кривошеин предвосхитил не только возникновение Совета министров. В условиях слабой политической и гражданской культуры общества он предупреждал о возможном превращении Думы в легальный центр по подготовке самоубийственной революции, что по сути и произошло в 1915–1916 годах.
Авторитет и положение Кривошеина упрочило состоявшееся 6 мая 1906 г. назначение его членом Государственного совета. Спустя месяц в его руках фактически сосредоточилось управление землеустройством и земледелием страны.

Министр Азиатской России

Получив отставку и прощаясь 29 октября 1915 г. со своими опечаленными сотрудниками, Кривошеин следующими словами подвел итоги многолетней работы собственного ведомства: «Наши усилия оказались плодотворными потому, что в них была заключена идея укрепления в русской деревне собственности — этой всемирной опоры хозяйства, культуры, свободы и порядка». Не будучи помещиком, не испытывая к общине сентиментальных симпатий и не связывая с ней идеологических иллюзий, ближайший соратник Столыпина при помощи здравого смысла, житейского прагматизма и тонкого чутья понял, что спасение и России, и деревни — в утверждении института собственности в крестьянской среде.

Осенью 1906 г. Столыпин и Кривошеин планировали осуществление реформы на протяжении 20–25 лет, предполагая, что она даст абсолютно положительные результаты к 1925–1930 годам. К тому же времени прогнозировалось и почти полное исчезновение помещичьего землевладения, за исключением высокоэффективных и рентабельных хозяйств дворян, ставших образцовыми земледельцами. За девять последующих лет к 1 января 1916 г. в 40 европейских губерниях с общинным строем ходатайства о проведении землеустроительных мероприятий, в результате которых происходило обособление от сельского мира, поступили от 6,1 млн (47%) домохозяев. Комиссии успели провести землеустроительные работы для 3,8 млн домохозяев (62% от числа подавших ходатайства). В зависимости от методики подсчета российские исследователи (Сергей и Борис Пушкаревы, Игорь Климин, Авенир Корелин и др.) указывают на то, что в 1907–1915 гг. от четверти до трети крестьян- домохозяев расстались с общиной, а около четверти успели закрепить земельные наделы в частную собственность. За такой короткий срок для страны, в которой сельский обыватель практически никогда не имел права собственности на землю, это был огромный успех!

В общественном сознании вторая по значению после отмены крепостного права крестьянская реформа, как правило, связывается с именем Столыпина и гораздо реже с именем Кривошеина. Столыпин приложил огромные усилия для того, чтобы освобождение рачительных крестьян-домохозяев от инертной и уравнительной сельской общины стало основой его программного курса социальной модернизации. Но практическая организация и исполнение реформы принадлежали Кривошеину. С 21 мая 1908 г. по 26 октября 1915 г. Александр Васильевич был полноправным главноуправляющим землеустройством и земледелием Российской империи, упорно и последовательно добиваясь столыпинской цели: постепенного превращения отсталого крестьянина-общинника в деятельную личность, самостоятельного и творческого сельского хозяина, владеющего земельным наделом на правах охраняемой законом и государством частной собственности. Объем проделанной ведомством Кривошеина практической работы поражает: создание на местах землеустроительных комиссий (в 1912-м они действовали в 463 уездах 47 губерний европейской части России), особых банковских отделений по продаже в рассрочку сельским обывателям участков бывшей помещичьей земли, подготовка агрономов (2810 человек на 1908 г. и уже 9935 — на 1913 г.) и т. д. Численность землемеров в январе 1907 г. составляла около 600 человек, а на 1914 г. — 7 тысяч. Стоимость (в ценах 1913 г.) фондов сельского хозяйства выросла с 11,8 (на 1908 г.) до 13,1 млрд руб. (на 1913 г.).

Вспомнив о «поленовской выставке» 1884 г., Кривошеин принялся энергично поощрять и развивать кустарные крестьянские промыслы, стимулировавшие снизу народную частную инициативу. Здесь он неожиданно встретил поддержку, живой интерес и участие императрицы Александры Федоровны, одно время называвшей главноуправляющего своим другом. Состоявшаяся в марте 1913 г. петербургская выставка продемонстрировала высокий уровень производства продукции кустарных промыслов.

Заслуги Кривошеина неоднократно отмечались. В 1909 г. ему был пожалован придворный чин гофмейстера двора, соответствовавший III классу «Табели о рангах» и предусматривавший обращение «Ваше превосходительство». Получив на следующий год почетное звание статс-секретаря Его Императорского Величества, Кривошеин приобрел право личных докладов императору.

Сотрудниками и единомышленниками Кривошеина в грандиозном хозяйственном переустройстве страны были директор департамента государственных земельных имуществ, а затем товарищ главноуправляющего Александр Риттих, директор департамента земледелия граф Павел Игнатьев, начальник Переселенческого управления Григорий Глинка, директор лесного департамента Николай Грудистов, заслуживший чин действительного статского советника Давид Флексер (некрещеный еврей) и другие ныне прочно забытые лица. Если за целое десятилетие с 1895 по 1905 г. государство купило 522 помещичьих имения (общей земельной площадью в 960 тыс. десятин), то руководимый Кривошеиным Дворянский банк за один 1907 г. купил 1191 имение (более 1,5 млн десятин). За 1906— 1915 гг. помещичье землевладение сократилось с 53 до 44 млн десятин.

К октябрьскому перевороту 1917 г. в руках у помещиков находилось не более 20–22% всей пахотной земли в европейской части страны, притом ее большая часть уже была заложена в банках без серьезных шансов на обратный выкуп владельцами. Организованный большевиками в 1917–1918 гг. в виде всероссийского аграрного погрома «черный передел», о котором мечтали целые поколения российских революционеров, только разорил отечественный сельскохозяйственный рынок, уничтожил рентабельные имения и центры провинциальной культуры и не принес никакой практической пользы крестьянам — им большевизм приуготовил коллективизацию, невиданное в истории истребление и беспросветное сталинское рабство.

В 1905 г. правительство в переселенческом вопросе перешло от политики регулирования к политике поощрения и организации, сохранявшейся вплоть до октябрьского переворота. Проблемы миграции перешли из ведения МВД в ведение ведомства Кривошеина. В азиатской части России развернулась энергичная работа по отводу участков и устройству новоселов. В 1906— 1913 гг. за Урал уехали около 3,5 млн человек, из которых вернулись назад, не сумев обустроиться, около 500 тысяч. В докладе Николаю II в конце 1910 г. Столыпин подчеркнул, что русское население Сибири за 300 лет составило 4,5 млн, а за 1896–1910 гг. увеличилось почти на 3 миллиона.

В 1905–1912 гг. правительство вложило в программу переселения около 135 млн руб., а смета переселенческого управления на 1914 г. составила астрономическую сумму в 33,7 млн руб. золотом (!). Верхняя шкала семейной ссуды на переселение в Западную Сибирь, Приамурье и Приморье достигала 400 руб. (в т. ч. 200 руб. безвозвратно). Вопросам переселения Кривошеин уделял особое внимание, всячески подчеркивая его добровольный характер. Опасаясь возможной экспансии Китая (!), главноуправляющий считал необходимым стимулировать развитие инфраструктуры и заселение пограничных районов империи. Вместе с тем он стоял на страже хозяйственных интересов новоселов, добиваясь, чтобы сулившие богатый урожай черноземы использовались не кочевниками, а оседлыми русскими переселенцами.

С хозяйственным подъемом Сибири Кривошеин связывал экономические приоритеты России в ХХ столетии, получив негласное прозвище Министр Азиатской России. В итоге, по признанию экономиста-социалиста Николая Огановского, «Сибирь всасывала в себя поток людей и затем начинала выбрасывать на внутренний рынок потоки пшеницы, масла и других сельхозпродуктов». В 1894 г. Россия экспортировала 400 пудов сибирского масла, а в 1912 г. — 4,5 млн преимущественно в Великобританию. Неоценимыми оказались заслуги Кривошеина в деле создания коммуникаций, организации врачебной помощи и школ на востоке, мелиорации и искусственного орошения обширных среднеазиатских пространств. Только в завершенное строительство Романовского канала протяженностью 140 верст Петербург вложил около 5 млн. рублей. В итоге главноуправляющий снискал личное расположение эмира Бухарского Саид-Мир-Алима и хана Хивинского Саид-Асфендиар Богадура.

«Фактическое премьерство»

На целый ряд вопросов Столыпин и Кривошеин смотрели по-разному. Тем не менее они всегда понимали и уважали друг друга, свидетельством чему является их плодотворное сотрудничество. Узнав в Крыму о ранении премьера 1 сентября 1911 г., Кривошеин заплакал… После смерти Столыпина у Кривошеина были сложные отношения с новым председателем Совета министров и министром финансов Владимиром Коковцовым. Отчасти это было связано с тем, что Кривошеин настаивал на интенсивных капиталовложениях в экономику, особенно в сельское хозяйство и железнодорожное строительство, предлагал привлекать к инвестициям, в том числе к эксплуатации природных ресурсов, частный капитал. Коковцов же считал необходимым копить золотой запас. Возможно, Кривошеин сыграл определенную, но не решающую роль в отставке Коковцова 30 января 1914 г. Однако, когда в последний момент Николай II раздумал пожаловать Коковцову при увольнении графский титул за незаурядное управление русскими финансами в 1904–1914 гг., Кривошеин лично (!) позвонил императору и убедил его не менять решения. «Ваше Величество, — с твердостью сказал Кривошеин монарху, — так и прислугу не увольняют». Коковцов ушел в отставку графом. Государь не любил, когда на него оказывали давление, и отметил этот случай.

После отставки Коковцова из всех представителей высшей бюрократии Кривошеин, видимо, был наилучшей кандидатурой в премьеры, тем более он пользовался расположением императора и императрицы. Однако, понимая насколько ему будет сложно отстаивать перед монархом и право на самостоятельную политику, и пределы собственной власти, Кривошеин предпочел, чтобы председателем Совета министров стал престарелый Иван Горемыкин, весьма удивившийся последовавшему не без интриги главноуправляющего назначению. Однако авторитет главноуправляющего и его положение были настолько прочными, что период с февраля 1914 г. по сентябрь 1915 г. получил название «фактического премьерства» Кривошеина. В 1914 г. в главном управлении Кривошеина на правах департамента возник особый отдел сельского строительства, кредиты которого достигли 6,3 млн рублей. Сам главноуправляющий оставил любопытные записки о служебных командировках по Сибири в 1910 г. вместе со Столыпиным и в Туркестан в 1912 году. Новый и компетентный министр финансов Петр Барк согласился с резонами негласного премьера, и кабинет Горемыкина весной 1914 г. фактически выступил с кривошеинской программой интенсивного развития производительных сил страны. Так, например, за 1914–1919 гг. при помощи частных и казенных средств планировалось почти на 50 % увеличить протяженность железных дорог империи, особенно в восточной ее части. Но драматические события лета 1914 г. опрокинули все планы.

Кривошеин трезво оценивал всю опасность кровопролитной и затяжной войны для внутреннего состояния государства, но не менее ясно он понимал, что расстановка сил и активность австро-германского блока не позволит сохранить нейтралитет. Оставив Сербию на произвол судьбы, после вероятного дипломатического унижения Россия все равно оказалась бы принуждена вступить в войну, стало быть, следовало воевать без унижения.

На исходе первого года тяжелой войны Кривошеин надеялся, что ему удастся выстроить мост для сотрудничества с думской общественностью. К нему с уважением относились даже политические противники. Он никак не был скомпрометирован контактами с Григорием Распутиным, принципиально дистанцируясь от «друга». Проблему Распутина Кривошеин, вопреки многим, считал личным делом царской семьи. Лишь однажды в 1915 г. Распутин попробовал обратиться к нему с каким-то ходатайством о трудоустройстве двух очередных протеже, написав при этом в записке что-то по обыкновению маловразумительное. С бюрократическим изяществом Кривошеин положил ходатайство под сукно, и больше Распутин к нему не обращался.

В конце лета 1915 г. на фоне тяжелого отступления русских войск на фронте становилось очевидным, что Горемыкина должен сменить другой, более молодой, энергичный и динамичный политик. И в Думе, и в обществе в качестве вероятной кандидатуры часто называли Кривошеина. Не исключено, что он и сам это понимал, активно влияя на кадровые перестановки в правительстве в приемлемом для Думы ключе. Однако политическая самостоятельность Кривошеина, его планы более тесного сотрудничества с Думой, слухи о закулисном влиянии главноуправляющего на возникший в августе 1915 г. в думских недрах Прогрессивный блок встревожили императора. Кризис — и не только в личной судьбе Александра Кривошеина — разразился в августе — сентябре 1915 г. Именно после него Россия стремительно покатилась к Февралю 1917 г.

«Его прогнали, но он России еще понадобится»

Твердое решение императора Николая II принять на себя звание Верховного главнокомандующего и встать во главе войск, приняв в условиях поражений полноту ответственности за армию, мало кто из современников смог понять и оценить должным образом. Слишком велики оказались предубеждения. Руководствуясь самыми благими намерениями, Кривошеин был в числе министров, пытавшихся совместными усилиями оказать давление на государя с целью убедить его отказаться от задуманного. В 1919 г. Александр Васильевич признал эти действия крупной тактической ошибкой. Но тогда раздражение с обеих сторон проявилось в полной мере. После знаменитого горького совещания Николая II и Кабинета министров в Ставке 16 сентября 1915 г. политическая судьба участников «министерской оппозиции» не вызывала сомнений. «Фактическое премьерство» завершилось. У Кривошеина хватило глубокого такта самому подать в отставку и уйти в частном порядке спустя целый месяц, 26 октября 1915 г., чтобы не дать повода для политических спекуляций против монарха.

Оставив большую политику и дело последних лет жизни, Александр Кривошеин не мог пребывать в стороне от событий войны. Не желая благополучной службы в частном секторе, он решил использовать свой опыт для помощи, будучи вначале деятельным особоуполномоченным Российского Красного Креста при 7-й армии, а позднее и главноуполномоченным всего Западного фронта. С несказанной болью он наблюдал, как конфликт между монархом и Думой, все более превращавшейся в центр по подготовке революции, движется к неумолимой развязке.

В мартовские дни 1917 г. Кривошеин совершенно спокойно шел по улице, наткнувшись на группу солдат с унтер-офицером. «Вот идет министр Кривошеин и не боится, — сказал унтер-офицер. — Его прогнали, но он России еще понадобится». И тут же вытянулся, отдавая честь бывшему организатору Столыпинской реформы.

Все, что происходило с Россией, Александр Васильевич воспринимал как личную катастрофу. Как-то в кругу близких он совершенно непостижимо заметил, думая, что шутит: «Историки далекого будущего будут писать: «В начале ХХ века человечество вступило в период войн и революций, но он длился всего 80 лет(!)».

Незадолго до октябрьского переворота Кривошеин поселился у Морозовых в Москве, заняв должность одного из директоров мануфактуры «Савва Морозов, сын и Ко». В феврале — марте 1918 г. ему удалось собрать и передать из Москвы для царской семьи, пребывавшей под арестом в Тобольске, 250 тыс. рублей. Панихида после екатеринбургского злодеяния, для которой тогда в советской Москве уже требовалось определенное гражданское мужество, было последним, что Александр Васильевич мог сделать для своего государя. Вскоре после панихиды московские чекисты пришли с обыском в контору еще не национализированного морозовского предприятия.

Ареста и неизбежного расстрела в застенках ВЧК Кривошеин избежал чудом. Во время обыска, пока чекисты искали «следы контрреволюции» и «морозовское золото», Кривошеин встал, с равнодушным видом поправил галстук, хладнокровно накинул плащ и направился к выходу… Конвоир при двери, жадно следивший за обыском, не обратил внимания на спокойного старичка, исчезнувшего на улице. А когда чекисты спохватились, было поздно: бывший «царский министр» исчез и не угодил в жернова красного террора.

Переждав розыск некоторое время у знакомых в Переделкине, он в солдатской шинели и с чужими документами выехал в Смоленск, откуда через демаркационную линию добрался до гетманской Украины, оккупированной немцами.

«Разгадать жизненные потребности русского возрождения»

Горячее желание принять участие в развертывавшемся Белом движении на Юге России сначала привело Александра Васильевича к контактам с европейскими союзниками в Яссах осенью 1918 г., а на следующий год — в Екатеринодар и Ростов-на-Дону, тыл Вооруженных сил Юга России (ВСЮР) генерал-лейтенанта Антона Деникина. Белому движению Кривошеин отдал больше чем политический талант. В рядах белых войск на Юге России погибли два его старших сына — молодые офицеры Василий (1892–1920) и Олег (1894–1920).

В 1919 г. на Юге Кривошеин возглавлял консервативно-либеральную группировку «Государственное объединение», участники которой (Никанор Савич, Петр Струве и др.) достаточно серьезно критиковали окружение Деникина за неустроенность тыла, отсутствие продуманной социальной программы и другие политические ошибки. Здесь взгляды Кривошеина совпадали с оценками честолюбивого генерал- лейтенанта Петра Врангеля, питавшего к Александру Васильевичу искреннее расположение. Зимой 1920 г. в обстановке стремительного отступления и прогрессирующего развала ВСЮР Кривошеин еще пытался наладить продовольственное снабжение тыла Деникина, но это уже была агония. Трагическая Новороссийская катастрофа 1920 г. привела его в Константинополь, а затем в Белград и Париж.

В апреле 1920 г. Кривошеин согласился помочь Врангелю, ставшему 22 марта (ст. ст.) главнокомандующим вместо Деникина. Понимая, в каком отчаянном положении в Крыму оказалась армия, бывший соратник Столыпина был готов взять на себя бремя парижских переговоров. Личные контакты и кипучая деятельность некогда известного «царского министра» убедили представителей высокопоставленных военно- политических кругов Франции поддержать белый Крым. Кривошеин смертельно устал. Выполнив поручение, он рассчитывал отдохнуть в кругу измученной и травмированной потерями семьи. Один банк в Париже предложил Кривошеину хорошую должность. Казалось, занавес над публичной жизнью этого человека опустился…

Просьба генерала Врангеля прибыть в Крым и возглавить правительство Юга России оказалась для него совершенно неожиданной. Прекрасный Париж казался мирной гаванью после всех российских штормов. Уже явственно давала о себе знать тревожная болезнь. Прагматичный Павел Милюков и искушенный бывший министр-председатель Временного правительства князь Георгий Львов категорически убеждали не связываться с «крымской авантюрой», с пафосом призывая подумать о собственной политической состоятельности в будущем.

Но Кривошеин отправился в Крым, не испытывая никаких иллюзий по поводу возможного исхода событий — и сделал он это даже не столько из-за личных симпатий к Врангелю, сколько по убеждению в невозможности поступить иначе. Он ехал исполнить свой личный долг перед Россией так, как бы это сделал Петр Столыпин, память которого Кривошеин глубоко чтил.

20 мая (ст. ст.), оставив семью в Париже, Александр Васильевич прибыл на британском крейсере в Севастополь. История белого Крыма — этого до сих пор малоизученного «русского Тайваня» — история плодотворной и в самом высоком смысле государственной деятельности Петра Врангеля и Александра Кривошеина еще ждет своего пытливого исследователя. Вряд ли Кривошеин надеялся на победу Русской армии в обозримом будущем. Но он хотел «разгадать жизненные потребности русского возрождения», несомненно умея «собирать, а не растрачивать русскую силу».

Земельный закон, так и не введенное до I Мировой войны волостное самоуправление, отчетливая попытка в зоне ответственности правительства Кривошеина, в противовес петровской традиции, созидать Россию «снизу» — должны были показать не только историческую правоту и перспективу Белого движения, но и подчеркнуть, что творческий потенциал и дух столыпинской России не угас после катастрофы 1917 года. Все свои последние силы и кипучую энергию Кривошеин вложил в пять с половиной крымских месяцев, создав все основания для того, чтобы мы могли сегодня задаться вопросом: какой бы была Россия в начале XXI века, если бы удалось преодолеть большевизм?

Выехав из Крыма в ноябре 1920 г. в Константинополь во время знаменитой врангелевской эвакуации, Кривошеин наверняка чувствовал, что с мучительным оставлением родины не просто переворачивается очередная страница жизни. Вся жизнь заканчивалась без остатка так же стремительно, как таял берег родной земли. В эмиграции он еще успел оказать несколько услуг генералу Врангелю, отчаянно боровшемуся за сохранение армии, не желавшей сворачивать знамен. Александр Васильевич Кривошеин скончался 85 лет назад, 28 октября 1921 г. в Берлине, в возрасте 64 лет.

«Никакого идеализма. Но упрямая любовь к родине», — писал о нем в 1932 г. его бывший сотрудник Иван Тхоржевский. Незаурядный пример жизненного пути честолюбивого бюрократа, выросшего в настоящего государственного деятеля, готового принести самую высокую жертву.

Александр Васильевич Кривошеин похоронен на кладбище Тегель в Берлине.

Источник www.sedmitza.ru