В течении зимы 1970-1971г. я находился у себя в Брюсселе и ко мне
продолжали приходить сведения о подготовке Собора и предстоящих выборах
Патриарха. Эти новости, за которыми я продолжал с интересом следить,
поступали отчасти по рассказам «владык», приезжавших из Москвы в Брюссель,
отчасти из писем близких мне людей и друзей.

В начале февраля в Брюссель приезжал архиепископ Минский Антоний и от
него мы узнали, что заседания Предсоборной Комиссии происходят в Москве под
председательством митрополита Пимена, и что на них высказываются различные
мнения о процедуре выбора Патриарха. «Но ничего определенного еще не решено»
— говорил архиепископ Антоний. С его слов, одни были сторонниками выборов по
примеру Собора 1917г., то есть по жребию из трех кандидатов, выбранных
тайным голосованием, а другие — за выборы по большинству голосов, тайным или
открытым голосованием (и последние видимо составляли большинство).

А меня интересовала личность самого архиепископа Антония. Я все искал
«аутсайдера» помимо двух официальных кандидатов, и скажу откровенно, что
владыка Антоний произвел на меня в этот приезд еще лучшее впечатление. Я с
ним был знаком давно, еще по Упсале, где мы познакомились в1968г., на IV
Ассамблее Всемирного Совета Церквей. Мы были соседями по комнатам и имели
возможность много говорить друг с другом. Он был культурный, тонкий,
начитанный (у него была библиотека в 7000 томов), мягкий и вместе с тем
наблюдательный и рассудительный. А главное, что в нем не чувствовалось
ничего «советского», а только русское, московское. Но насколько все эти
качества и достоинства были подходящими для данного момента в истории
Русской Церкви и для патриаршества?! Насколько он был для этого стойким и
сильным человеком? И насколько он был желателен для остальных?

Сам он мне в Упсале так определял свою линию и взгляды: «…я очень
люблю и ценю Владыку Ермогена, но он утопист. Он пишет свои записки
Подгорному, Косыгину, Куроедову, доказывает, что по отношению к Церкви
нарушается конституция и советские законы о культах. Но он не хочет понять,
что если не произойдет общего и резкого изменения режима в СССР (а на это
рассчитывать трудно) никакого существенного улучшения положения Церкви быть
не может. Наши правители сами прекрасно понимают, что они нарушают законы,
но менять своего отношения к Церкви не намерены. Писания архиепископа
Ермогена их только раздражают, а Церкви никакой пользы не приносят, только
наоборот. Лично я действую иначе! Стараюсь ладить с местными
уполномоченными, без крайней необходимости не жалуюсь на них в Москву, в
Совет по делам религии. Ведь от этого больше вреда, чем польз, надо по
мелочам и постепенно, на местах добиваться мелких уступок, которые бывают
важнее «громких заявлений и жалоб»… Так я действую, и поверьте, что именно
так мне удалось за последние годы открыть пять приходов».

Против такого рассуждения владыки Антония было трудно спорить, но в
Москве мои знакомые отзывались о Владыке Антонии (Минском), как о человеке
слабом, неустойчивом, дрожащим перед уполномоченными и в частности о.
Всеволод Шпиллер добавлял: —  « При всех его больших душевных качествах,
культуре и как бы «несоветскости», у него есть один недостаток — он
отчаянный карьерист!» Отец Всеволод говорил это с большой горечью, так как
сам был долгие годы в дружбе с владыкой Антонием и всячески его восхвалял,
говорил о нем как об украшении Русской Церкви.

Позднее я сам, стал замечать у владыки Антония, несмотря на всю
открытость его к Западу и культурность, меньшее понимание и даже сочувствие
к Западному Православию, как ни странно, даже меньшее чем у митр. Никодима и
у еп. Ювеналия. Так для него наши парижские богословы, вроде Николая
Лосского или Успенского, были только «фанатики-эрудиты», как он рассказывал
о своей заграничной поездке в одном частном доме в Москве. Это его
выражение, меня помню, покоробило. И по отношению к нашей Православной
Бельгийской Миссии архиепископ Антоний проявил большое непонимание и явное
не сочувствие (это я понял позднее), но винить его в этом нельзя, он был все
же «несвободным» человеком. Но тогда, после его посещения Брюсселя, я
склонен был считать его лучшим кандидатом в Патриархи, как личность –
значительнее, чем Никодим и даже Пимен. Он был человеком «несвободным», но
своим. С ним можно было легко говорить, привлекала его душевная мягкость и
большая культура. Хочу добавить к его характеристике, что он был монархистом
по чувствам, благоговейно относящийся к памяти Императора Николая II
(«Государя», как он выражался). В личности владыки Антония чувствовалась
большая раздвоенность и если не сказать даже «приспособленчество». Он
примирился с фактом существования советского строя, не помышлял о какой либо
борьбе с ним и склонного ради блага Церкви идти на многое, но не на все (в
отличие от других!) чтобы наладить с властями сносные отношения.

Следующий архиерей из СССР, с которым мне пришлось встретиться в тот
период, был митрополит Филарет Киевский и Галицкий. В марте 1971 года он был
проездом через Брюссель. У него не было транзитной визы для Бельгии и
поэтому его около трех часов не выпускали из аэропорта в город. Я
воспользовался этим временем для продолжительной беседы с ним о церковных
делах. Мы устроились с ним вдвоем на диване, вдали от других, в помещении
таможни аэропорта. Митрополит Филарет сообщил мне не радостную новость:
выборы будут проходить открытым голосованием и вероятно будет один кандидат,
митрополит Пимен. Он сказал, что это решение Предсоборной Комиссии. Это
известие вызвало во мне бурю эмоций, конечно, я стал энергично восставать и
говорить митрополиту Филарету, что такие выборы будут оспариваться всеми
свободомыслящими людьми, для всего общественного мнения на Западе такое
«открытое» голосование неприемлемо, уж не говоря о том, что оно будет
всячески комментироваться недоброжелателями Русской Церкви. Ведь этот вопрос
настолько личный и настолько важный, что для свободных выборов необходимо
тайное голосование! Надо сказать, что для митрополита Филарета вся моя
аргументация была видимо мало доступна.

Он был не глупый человек, с ясным, но ограниченным умом и узким
кругозором, без подлинной культуры, типичный продукт советского строя. Как
ни странно эти качества не мешали ему ладить и даже быть любимым, и
популярным в нашем патриаршем приходе в Вене, с его аристократическим
старо-эмигрантским составом прихожан. Он пробыл там три года в качестве
нашего епископа.

На мои доводы по поводу «открытого голосования», он сказал:

— «Что они тут понимают… на Западе? Кому нужно их мнение, они все
равно всегда против нас!»

— «Может быть, но тем более не надо давать им повода нападать на
Русскую Церковь. Не нужно выставлять себя рабами системы всей страны», –
возражал я.

Но я понял, что тонкости выборной процедуры, с тайным голосованием и
несколькими кандидатами, были ему, привыкшему к советской системе выборов,
просто чужды. Далее наш разговор перешел к вопросу о синодальных
постановлениях 1961 года, в силу которых, как известно вся власть в приходах
фактически передается двадцатке и ее административному органу. Причем
настоятель и духовенство не рассматриваются, как члены прихода и не могут
состоять ни в этой «двадцатке», ни в административном органе, который может
их назначить и уволить по своему усмотрению. Для назначения же требуется,
все-таки «благословение», (то есть последующее одобрение архиерея), чего для
увольнения не нужно! Вся финансово-экономическая и хозяйственная сторона
приходской жизни всецело остается в ведении административного органа и
двадцатки (без права настоятеля или епископа вмешиваться в нее).

Двадцатка может решить также вопрос, нужно ли продолжать
функционирование приходского храма или следует закрыть его за ненадобностью,
«Нам церковь не нужна!» (и сколько таким образом было закрыто приходов в
СССР). По этим постановлениям 1961 года, ни епископ, ни настоятель, ни
прихожане в их совокупности в этот вопрос не имеют право вмешиваться.

Я спросил митрополита Филарета будет ли рассмотрен вопрос о
постановлениях 1961г. и будет ли он серьезно обсуждаться на Соборе?? « Да
сказал он, — эти постановления будут утверждены!»

Я не поверил своим ушам, стал возражать, а митрополит Филарет начал
говорить, что «….во всех странах мира церковное законодательство всегда
согласовано с гражданским и не может ему противоречить».. « Ведь у вас в
Бельгии статусы Вашей архиепископии тоже согласованы с бельгийским
законодательством?» — настаивал он.

— «Несомненно, — ответил я, — и более того, даже утверждены Королевским
указом. Только разница с СССР огромная: бельгийское законодательство
представляет церквам и религиозным объединениям свободу внутренней
организации согласно их религиозным принципам. В самих законах Бельгии нет
ничего, что нарушало бы канонический строй (даже нашей) Православной Церкви.
Более того, мы могли бы, если хотели, вообще не регистрироваться и не
оформлять нашу церковную жизнь. Но нам это было бы невыгодно, только с точки
зрения прав юридических. А советское законодательство о культах 1929г,
откуда и вытекают постановления 1961г нарушает основы канонического строя
Православной Церкви!»

Мне в продолжение нашего разговора вдруг стало ясно, что митрополит
Филарет не в состоянии разобраться в юридических тонкостях и разницы в
законах. Более того, он смотрел на меня с недоверием и было видно по его
лицу, что он мне не вполне верит, будто я говорю не правду.. » Можно ли
считать решения Предсоборной Комиссии окончательными или Собор сможет их
пересмотреть«, — спросил я.

— «Да, конечно, Собор, если захочет, сможет их пересмотреть. Но зачем?»,
— как то вяло ответил митрополит Филарет.. « А как понимать «единую
кандидатуру»? Неужели будет запрещено голосовать за кого нибудь другого? –
поинтересовался я.

— « Если кто захочет, сможет…, но если будет единая кандидатура, то
вряд ли кто так поступит, дабы не нарушать церковного единства».

Разговор с митрополитом Филаретом произвел на меня неприятное и
нерадостное впечатление. Я продолжал надеяться, что Предсоборная Комиссия не
вынесла еще своих решений. Но мои надежды не оправдались, вскоре я получил
официальные документы и в письме на мое имя патриаршего блюстителя
митрополита Пимена от 16 марта сообщалось, (я не привожу письма целиком, а
только главные моменты)

«Поместный Собор, в соответствии с решениями Священного Синода от 25
июня 1970г. и Предсоборной Комиссии от 10 ноября 1970г., имеет быть в
Свято-Троицкой Сергиевой Лавре с 30 мая по 2 июня 1971г. Согласно
прилагаемой к этому письму программе, предусматривается завершение всех
торжеств 6 июня.

Извещая об этом Ваше Высокопреосвященство, Мы братски настоящим
Посланием Нашим приглашаем Вас, одного клирика из Бельгии и одного мирянина
из Голландии (или одного клирика из Голландии и одного мирянина из Бельгии)
прибыть в Москву и быть членами Поместного Собора. Для Вашего сведения
сообщаем, что епископ Роттердамский Дионисий также приглашен в качестве
члена Собора. Одновременно направляем Вам информацию о имевших место
заседаниях Предсоборной Комиссии.»

В прилагаемой информации сообщалось, что Предсоборная Комиссия на
своем заседании 10 февраля приняла следующее решение:

«Учитывая древнюю практику Русской Православной Церкви и принимая во
внимание, что на заседании 10 ноября 1970 г. Предсоборная Комиссия приняла
постановление рекомендовать рабочим группам в своей работе по подготовке
Собора 1971, руководствоваться практикой и опытом Собора 1945г. и иметь на
Поместном Соборе 1971г. практику избрания Патриарха Московского и всея Руси
— открытым голосованием по формуле Поместного Собора 1945г.

Прошло несколько дней, и мною была получена новая информация за
подписью митрополита Алексия Таллиннского и Эстонского. Он был заместителем
председателя Комиссии по подготовке Поместного Собора.

«На очередном заседании 24 марта 1971 года Комиссия по подготовке
Поместного Собора Русской Православной Церкви приняла следующие решения:

1)Провести собрания клира и мирян в Епархиях РПЦ для избрания членов
Поместного Собора и обсуждения других вопросов после праздников Святой
Пасхи.

Протоколы этих собраний с решениями, кто именно избран членом
Поместного Собора от клира и мирян должны поступить в Предсоборную Комиссию
не позднее 10 мая с. г.

2)Перед открытием Поместного Собора созвать архиерейское совещание по
вопросам, связанным с проведением Поместного Собора РПЦ.

Далее сообщалось, что Предсоборная Комиссия заслушала и приняла к
сведению следующую информацию:

«1) В Предсоборную Комиссию обратились многие Епархиальные
Преосвященные, с предложением выдвинуть только ОДНОГО КАНДИДАТА на пост
Предстоятеля нашей Церкви в лице Патриаршего Местоблюстителя
Высокопреосвященного Митрополита Крутицкого и Коломенского Пимена. Все
обращающиеся с этой просьбой твердо уверены, что ОН как, ближайший
сподвижник в Бозе почившего Святейшего Патриарха Алексия, будет достойным
преемником и продолжателем его деятельности на Первосвятительском Престоле.

2)Такие письменные предложения в адрес Предсоборной Комиссии поступили
от постоянных членов Священного Синода, Преосвященных Митрополитов:

Ленинградского Никодима, Киевского Филарета и Таллиннского Алексия.

От Преосвященных Митрополитов: Орловского Палладия, Алма-атинского
Иосифа, Ярославского Иоанна.

От Преосвященных Архиепископов: Уфимского Иова, Житомирского Палладия,
Псковского Иоанна, Казанского Михаила, Калининского Иннокентия, Воронежского
Михаила, Ивано-Франковксого Иосифа, Горьковского Флавиана, Одесского Сергия,
Курского Серафима, Виленского Антония.

От Преосвященных Епископов: Оренбургского Леонтия, Владимирского
Николая, Кишиневского Варфоломея, Черниговского Владимира, Смоленского
Гедеона, Самаркандского Платона.

3) В адрес Предсоборной Комиссии поступает множество аргументированных
писем от ПреосвященныхАрхипастырей, рядовых клириков, исполнительных органов
и отдельных верующих различных Епархий нашего Отечества с выражением
поддержки решений Архиерейского Собора 1961 года. И с предложением
утверждения его на Поместном Соборе 1971года. Можем сообщить, что
аналогичные предложения по данным вопросам продолжают поступать»

Я так подробно и пунктуально передаю содержание этих двух писем,
потому что в ЖМП, решения Предсоборной Комиссии от 10 февраля и 24 марта
приведены настолько кратко (урезано), что невозможно понять, что собственно
решено? (См. ЖМП No3, стр.1 и No; стр.4) А в сообщении о решении 10 февраля
абзац об открытом голосовании был просто выпущен. Видимо кто-то совсем не
хотел, чтобы содержание этих постановлений стало заранее широко известно.

Первая «информация» об открытом голосовании меня глубоко огорчила, а
второе сообщение «о единой кандидатуре», и одобрении бесправных
постановлений 1961года о приходах — меня буквально взорвало и наполнило
негодованием! Точно бомба разорвалась или будто я получил оплеуху. До сего
времени я молчал и не вмешивался в ход работы Предсоборной Комиссии, та как
не был ее членом, да и мнения моего она не спрашивала. Но сейчас я решил
высказаться открыто и письменно, тем более как выходит из подписей этих
«деклараций», многие архиереи, клирики и миряне уже высказались и единодушно
поддержали открытое голосование и единую кандидатуру. Я негодовал на
архиереев, считал их если не предателями, то, во всяком случае,
конформистами, радовался, что среди их имен не встретил имен мною уважаемых
и ценимых, таких как -Антоний Минский, Павел Новосибирский, Леонид Рижский и
т. д.

Как бы то ни было я решил написать митрополиту Никодиму письмо
следующего содержания.

Его Высокопреосвященству, Высокопреосвященнейшему Никодиму
Митрополиту Ленинградскому и Новгородскому,
Председателю ОВЦС Московской Патриархии

19 апреля 1971г. Брюссель

Христос Воскресе!

Сообщаю Вам, что мною было своевременно получено письмо
Высокопреосвященнейшего Патриаршего Местоблюстителя митрополита Крутицкого и
Коломенского Пимена от 6го марта 1971г за No422 с приложением информации о
работах Подготовительной Комиссии Поместного Собора.

Сегодня я получил в дополнение письмо Преосвященного Ювеналия от 12
апреля 1971г. за No 601 с дополнительной информацией о заседании той же
комиссии от 24 марта, подписанной Высокопреосвященнейшим митрополитом
Алексием.

По поводу сообщаемых в информации сведений считаю своим долгом
высказать Вам свое мнение.

1) Приветствую всецело решение о созыве архиерейского совещания перед
открытием Поместного Собора. Выражаю твердую надежду. Что в нем будут
участвовать все правящие епископы Русской Церкви, в том числе и проживающие
за границей

Прошу, чтобы приглашения на архиерейское совещание были бы присланы
своевременно в целях получения виз. А также чтобы и дата открытия совещания
была бы нам сообщена, как только она выяснится.

2) Должен сказать, что я не могу согласиться с постановлением
Подготовительной Комиссии об избрании Патриарха, посредством открытого
голосования. Поскольку этот выбор носит личный характер и только тайное
голосование может обеспечить подлинную свободу выборов. Только тайное
волеизъявление может придать выборам Патриарха неоспоримый характер.
Аргументы, выдвигаемые в пользу открытого голосования представляются мне
неубедительными. Считаю сейчас нецелесообразным разбирать их подробно, так
как постановление Подготовительной Комиссии об открытом голосовании является
простым предложением, которое Поместный Собор, в качестве высшей
административной и духовной власти в Русской Церкви, должен будет или
принять или отменить или видоизменить.

Только Поместному Собору принадлежит окончательное слово о способе
выбора Патриарха (открытым или тайным голосованием).

3) Еще менее приемлемым для меня является предложение группы архиереев
о выдвижении только одного кандидата в Патриархи в лице Митрополита Пимена.
Все мы с глубочайшим уважением и искренней любовью относимся к
Высокопреосвященнейшему Местоблюстителю, высоко ценим его заслуги перед
Русской Церковью, считаем его достойным кандидатом в патриархи, но
ограничить выбор будущего Патриарха одним лицом я считаю совершенно
недопустимым. Выборы превратятся в чистую формальность, и нечего собираться
Собору, чтобы эту фиктивную формальность проделать. Более того, считаю, что
система единой кандидатуры оскорбительна и унизительна, как для членов
Собора (вынужденных голосовать против своей воли, если они не согласны с
предложенной кандидатурой), но и для самого кандидата. Ведь он будет выбран
не за свои достоинства, а потому что ни за кого другого нельзя будет
проголосовать.

4) Мысль о том, что решения так называемого «Архиерейского Собора
1961г» должны быть внесены на рассмотрение предстоящего Поместного Собора,
можно только приветствовать. Но только не в смысле, конечно, их «поддержки»
и «утверждения», как это предлагается некоторыми, а наоборот — критически
пересмотреть, исправить и даже частично отменить в целях согласования их с
каноническим строем Православной Церкви и потребностями церковной жизни. И
хочу напомнить, что необходимость рассмотрения постановлений 1961г. на
грядущем Поместном Соборе признавалась самими участниками совещания 1961г.

5) Наконец, Собор должен рассмотреть решение Священного Синода от 16
декабря 1969г. о допущении к таинствам Православной Церкви ( в частности ко
Святому Причастию — римо -католиков. Своей неясностью оно внесло немалое
смущение в умы православных верующих и дало повод другим православным
автокефальным церквам жестоко нападать на Русскую Православную Церковь, что
немало повредило ее доброму имени.

6) Поэтому, считаю необходимым пересмотреть и уточнить на предстоящем
Поместном Соборе синодальное решение в целях сохранения чистоты Православия
и ограждения нашей Церкви от нападок на нее недругов.

Вот, то о чем вкратце я счел своим епископским долгом написать Вашему
Высокопреосвященству в ответ на присланный мне ОВЦС информационный материал
в связи с предстоящим Поместным Собором. В связи с высказанными в этом
письме мыслями, взглядами и убеждениями прошу поставить в известность, как
членов Подготовительной Комиссии, так и членов Священного Синода с
Высокопреосвященнейшим Патриаршим Местоблюстителем во главе. Этих убеждений
я, с Божией помощью, надеюсь держаться и на Соборе.

Испрашиваю Ваших братских и святых молитв, остаюсь с любовью о Господе
Воскресшем,

Василий, Архиепископ Брюссельский и Бельгийский

Хотя я и просил в своем письме митр. Никодима ознакомить с его
содержанием митрополита Пимена и членов Предсоборной Комиссии, тем не менее,
зная, что часто такого рода письма задерживаются в «иностранном» Отделе и
далее не пересылаются, я послал копии: Патриаршему местоблюстителю,
архиепископам Минскому Антонию, Новосибирскому Павлу, Рижскому Леониду и
епископу Саратовскому Пимену. Хотя все эти письма я послал заказными,
никаких письменных ответов я не получил, но уже на Соборе мне стало
известно, что все они дошли до адресатов. Я счел своим долгом послать копии
письма нашему Экзарху митр. Антонию, епископу Петру Корсунскому и еп.
Дионисию Роттердамскому. Зная, что представители Православной Церкви в
Америке будут присутствовать на Соборе, я послал подобную копию архиепископу
Сан-францисскому Иоанну (Шаховскому). От всех, кто жил на Западе я получил
самые одобрительные и сочувственные ответы и отзывы на мое письмо
митрополиту Никодиму.