Молитва занимает центральное место в духовности пр. Симеона. Он постоянно говорит о ней в своих писаниях, но не делает этого систематически или теоретически (199), не учит нас, в своих подлинных творениях во всяком случае, «научному методу», как нужно молиться (200). Зато в конкретных и живых образах он говорит о разных типах молитвы, о их особенностях и содержании, показывает нам, как сам молится. Прежде всего он говорит о церковной молитве и о нашем личном участии в ней. Так, в 26-ом Огласительном Слове, выдающемся литературном произведении и неисчерпаемом источнике сведений о монастырской и литургической жизни его времени, озаглавленном «Весьма полезное научение для начинающих», пр. Симеон описывает нам порядок дня молодого общежительного монаха и перечисляет различные молитвы, в которых он должен принимать участие. Он говорит, что монах «должен вставать в полночь до утрени и молиться установленной молитвой (τετυπωμένην εΰχήν), и таким образом после этого вместе со всеми восставать на славословие (δοξολογίαν), и с умом и бодро его все проходить, внимая началу песнопения весьма, то есть шестопсалмию, стихословию (псалтири), чтениям неленостно, не расслабляясь телом, не переставляя ноги или опираясь на стены и колонны… не рассеиваясь умом… но, наоборот, иметь неподвижным взор и душу и внимать одному псалмопению и чтению, и смыслу певаемых и читаемых слов Божественного Писания, насколько это по силе, дабы ни одно слово в нем не прошло праздным, но чтобы его душа, утучняемая всеми ими, пришла бы в умиление и смирение и просвещение божественное Духа Святого».

Из всего этого видно, какое значение придавал пр. Симеон внешним положениям, которые нужно соблюдать во время молитвы в церкви, как средствам, помогающим сохранять внимание и выражающим религиозный страх в присутствии Бога, в молитвах, целью которых, пр. Симеон сам это говорит, является смирение, умиление и просветление Святым Духом. Пр. Симеон не уточняет, что именно он имеет в виду под «установленной молитвой» перед утреней, но можно предположить, что речь идет о начальных молитвах, произносимых монахами в кельях, о тех молитвах, которые находятся в начале Часослова, в то время как утреня пелась в церкви. Может быть также повторяемые короткие молитвы, предписанные монастырским уставом (201). Со слезами молясь во время церковной службы, можно сравнительно скоро преуспеть: «Ибо принуждая себя, чтобы не провести без слез уставное церковное последование, ты будешь в обладании этим благом, и в самом стихословии и в тропарях (202), которые ты поешь, питается твоя душа, воспринимая в себя их Божественные мысли, и возвышается твой ум посредством сказуемого к умопостигаемому, и сладко плача, ты так пребываешь в церкви, как в самом небе с горними силами» (203). Эта церковная молитва приносит духовный плод, если продолжается в виде одиночной молитвы в келий, что называется также «установленной молитвой» (204). Что же касается молитвы во время литургии, мы будем говорить о ней в нашей главе о Евхаристии (205).

Сходные советы внутреннего сосредоточения и возвышения ума преподаются пр. Симеоном по отношению к вечерним и ночным молитвам и чтениям, читавшимся в келиях. «Стань доблестно, собирая твои мысли и не позволяя им блуждать по сторонам, сожми твои руки, соедини твои ноги на одном основании и смежи твои глаза, чтобы не взирать на что-либо другое и чтобы ум не разбрасывался, а сам ум и все твое сердце возведи на небо и к Богу, призывая оттуда милость со слезами и стенаниями» (206). Содержание этих молитв указано дальше, например, псалмы с выражениями раскаяния и умиления (207). Однако, так как выше говорилось, что эти молитвы произносились с закрытыми глазами, можно думать, что псалмы произносились наизусть, или, может быть, дело шло о каких-нибудь импровизированных молитвах. «Кроме того, — прибавляет пр. Симеон, — да будут у тебя утром и вечером и другие молитвы, также установленные, содержащие исповедание Богу» (208). В другом месте пр. Симеон говорит о «обычной молитве» (209), произносимой в келиях прежде сна, вероятно, речь идет о повечерии, или о «вечерней молитве», или о «службе утрени» (210), или о «настойчивой молитве» (211), или еще о «чистой и невещественной молитве» (212), сопровождаемой постоянными слезами. Во всех этих наставлениях относительно образа молитвы пр. Симеон особенно имел в виду начинающего, молодого монаха, чья молитва должна быть непрестанной, чтобы он смог быстро достигнуть состояния совершенного человека. «Если ты так поступаешь ежедневно и так подвизаешься, — заключает пр. Симеон Огласительное Слово, — Бог не замедлит посетить тебя свыше, но вышлет тебе помощь из Своего святого жилища и благодать Всесвятого Его Духа осенит тебя» (213).

У пр. Симеона можно найти весьма многочисленные виды молитв, различающихся по отношению к объекту и по духовному состоянию молящегося. Это, прежде всего, Троичные молитвы. Например, Отцу: «Когда мы возводимся к Отцу и Богу, совозводящим Духом через Слово, и простираем к Нему руки и очи, мы говорим: «Отец наш, Который на небесах» (214). К Сыну: «Когда же мы приходим отдать молитвы Единородному Сыну Отца во вразумляющем Духе, мы говорим: «Единородный Сыне, Соприсносущное Слово Бога и Отца, Единый из Единого, Бог от Бога, Безначальный от Безначального, из Присносущного Присносущный, от света свет, от жизни жизнь, от неприступного неприступный, непостижимый из непостижимого, неизреченный из неизреченного, неизменный из неизменного, непознаваемый из непознаваемого, очисти наши грехи» (215). Далее следует молитва Святому Духу, более длинная и более патетическая, настаивающая особенно на Его обожающем действии, мы воспроизводим ее в главе о Святом Духе (216).

Эти молитвы по преимуществу догматические и находятся под литургическим влиянием. Они обращаются к каждому Лицу Пресвятой Троицы, но всегда в Троическом контексте. Очень многочисленны молитвы ко Христу. Так, пр. Симеон просит Его сохранить его в Его любви и предохранить от всякого зла после утраты духовного отца, Симеона Благоговейного (217). Или, ко Христу Распятому: «Да, пригвожденный руками, да, пригвожденный ногами на кресте и прободенный копием в ребра, Всемилостивый, помилуй и исторгни меня вечного огня, благостно удостоив меня еще в здешней жизни Тебе служить, а тогда неосужденно стать перед Тобою и быть принятым внутрь Твоего чертога, Спаситель, где я буду сорадоваться с Тобою, добрым Владыкою, в несказанной радости во все века» (218). Или молитва ко Христу, чтобы Он сделал его участником Его страданий и Его славы (219). Молитва Христу-Целителю: «О любящий души врач и единый любомилостивый, исцеляющий даром больных и раненых, исцели мои ушибы и раны!» (220) В другой раз, пр. Симеон молится Богу, чтобы Он ему явился: «Взгляни свыше, Боже мой, и благоволи явиться и обратиться (со словами) к бедному! Открой Твой свет, раскрыв мне небеса, вернее раскрой мой ум, войди и теперь внутрь меня!» (221) Или он молится Богу, чтобы Он послал ему Свой Святой Дух: «Виждь смиренное сердце, виждь сокрушенное, виждь меня, приближающегося в отчаянии, Боже мой, и дай свыше Твою благодать, дай Твой Божественный Дух! Дай Твоего Утешителя, Спаситель, пошли, как обещал, пошли и теперь сидящему в горнице, Владыка действительно выше всякой земной вещи, вне всего мира, и Тебя ищущему и ожидающему Твоего Духа! Итак, не замедли, Милосердный, не презри, Милостивый, не забудь ищущего Тебя жаждущей душою! Не лиши меня жизни, ее недостойного, не почувствуй ко мне омерзения, Боже, и не остави меня!» (222)

Пр. Симеон также молится, чтобы Бог воссиял над ним Своим светом: «О любомилостивый Боже мой, более воссияй мне Твой неприступный свет, дабы наполнить радостью мое сердце!» (223) Или: «Покажи мне вновь свет, которого не вмещает мир, но соделывает вне мира и видимого света, и чувственного воздуха и неба, и всех чувственных вещей видящего его, о мой Спаситель!» (224) В другом месте это молитва, чтобы воля Божия была совершена на нем: «Да, сочувствующий Пастырь, благой и кроткий, желающий спастись всем верующим в Тебя, помилуй, услыши это мое моление. Не прогневайся, не отврати лица от меня, но научи меня исполнить Твою волю! Потому что я не ищу, чтобы была моя воля, но Твоя, чтобы я Тебе угодил, Милостивый» (225). Он также молится, чтобы Христос не отнял от него Своей благодати, печатью которой он был отмечен: «Не отвергни меня снова, не скрой снова свет Твоего лица, и меня покроет тьма и поглотит бездна, и небо схватит меня» (226).

Ощущение человеческого недостоинства всегда присуще пр. Симеону, и его писания содержат много покаянных и умилительных молитв. Мы уже приводили одну из них в нашей главе о покаянии (227), здесь мы цитируем другую, вкладываемую пр. Симеоном в уста одного монаха: «Владыка, Господи неба и земли, знаю, что согрешил больше всякого естества человеческого и самих неразумных животных и пресмыкающихся, перед Тобою, моим страшным и неприступным Богом, и недостоин совсем когда-нибудь получить у Тебя милость. Вследствие этого я не посмел бы прийти или припасть к Тебе, человеколюбивый царь, если бы не услыхал Твоего святого голоса, говорящего: «Не желанием желаю смерти грешника, но чтобы он возвратился и жил». И снова, что «радость бывает на небе об одном грешнике кающемся. Потому что так же, вспомнив притчу о блудном сыне, сказанную Тобою, Владыка, как, когда он приходил, прежде чем был близ Тебя, Ты, Милостивый, приидя, припал к его шее и облобызал его, возымев смелость на пучину Твоей благости, я пришел к Тебе в боли и скорби и мрачности моего сердца, будучи окаменелым и израненным ужасно и на дне ада моих беззаконий тяжко лежа. Но отныне я даю Тебе слово, Господи, что доколе Ты повелишь пребывать мне в жизни и этом теле, я не оставлю Тебя и не обращусь вспять, не коснусь более суетных и злых вещей. Ты же, Боже мой, знаешь мою немощь, мои испытания, мое малодушие и имеющие насиловать и угнетать меня навыки. Помоги мне, припадаю к Тебе, и не остави меня надолго посмешищем и предметом издевательства врага, меня, от настоящего времени Твоего раба, Благой!» (228)

У пр. Симеона можно найти и другие указания о молитве. Так, он говорит, что посредством молитвы привлекается свет Духа (229). Он говорит, что во время молитвы нужно быть внимательным — куда склоняется сердце (230). Что молитва должна быть постоянной (231). Такая молитва заменяет молитвы в определенные часы, потому что «непрестанно молящийся включил в это все и более не находится в необходимости семь раз в день хвалить Господа или вечером и утром и в полдень, как уже все исполнивший, о чем мы канонически молимся и поем в определенные времена и часы» (232). Или мы молимся, чтобы найти духовного руководителя. «Господи, не желающий смерти грешника, — говорит пр. Симеон в качестве примера такой молитвы, — но чтобы он обратился и жил, снисшедший для этого на землю, чтобы воскресить лежащих и умерщвленных грехом и удостоить их видеть Тебя, истинный свет, насколько возможно человеку видеть, пошли мне человека, знающего Тебя, чтобы, послужив ему, как Тебе, и подчинившись всей моей силою и совершив Твою волю в его воле, угожду Тебе, Единому Богу, и удостоюсь и я, грешный, Твоего Царства» (233). Молитва, наконец, есть хвала Богу за то, что Он открылся и соединился с нами: «Слава Тебе, благоволившему быть видимым и соединиться с нами. Слава Тебе за многое благоутробие, открывающемуся и видимому нами, невидимому по природе и самим небесным силам. Слава Тебе, имеющему к нам неизреченную милость и удостаивающему вселяться и ходить в нас через покаяние» (234).

Особое место должно быть уделено одному виду молитв, называемому пр. Симеоном κρυπτή μελέτη, тайное делание или поучение, выражение, которое на языке отцов обозначает обыкновенно умную непрерывную молитву, «молитву Иисусову» (Ίησοϋ ευχή) в особенности, классический текст которой: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя» (235). Однако ни выражение «Иисусова молитва», ни текст этой молитвы, сосредоточенной на имени Иисусовом, не встречаются в подлинных писаниях пр. Симеона (236). Тем не менее, у пр. Симеона в разных местах можно видеть, что он подразумевал под этим выражением «тайное делание» умную молитву, состоящую из повторных призываний. Вспоминая впоследствии об этих молитвенных упражнениях, пр. Симеон называет их «тайными деланиями» (κρυπτός εργασίας) (237). Так, в автобиографическом рассказе о юном Георгии, мы уже говорили о нем по другому поводу, пр. Симеон упоминает о «маленькой заповеди» (238), полученной Георгием от духовного отца. Она относилась, вероятно, к образу молитвы, так как разнится от указаний, касающихся духовного чтения, также предписанного духовным отцом. Как бы то ни было, молодой Георгий вдохновлялся в своих молитвах одной главой пр. Марка Пустынника, подвижника пятого века (239), писавшего: «Слеп тот, кто кричит и говорит: «Сыне Давида, помилуй меня», молящийся телесно и еще не имеющий духовного знания; а некогда бывший слепым, прозревший и увидевший Господа, исповедовавший Его уже не сыном Давида, а Сыном Божиим, поклонился Ему» (240). Заметим, что это изречение пр. Марка рассматривается в аскетической письменности как основное свидетельство о молитве Иисусовой.

Юноша, пишет пр. Симеон, «не сделал ничего другого… как совершал каждый вечер данную ему от святого того старца малую заповедь и таким образом ложился на постель. Когда же совесть говорила ему: «Сделай всячески и другие поклоны и прибавь другие псалмы, и более говори «Господи, помилуй», потому что ты можешь», — он охотно слушался ее и без колебания, как сказанное Самим Богом, так все делал» (241). Следовательно, это была молитва, где «Господи, помилуй», повторяемое много раз, соединялось с продолжительным произношением псалмов. «Поэтому и слезы каждый вечер текли из его глаз, и он чаще совершал коленопреклонения на землю и на лицо, имея ноги соединенными друг с другом и неподвижными в предстоянии, молитвы же к Богородице читались им болезненно и со стенаниями и слезами, и, как если бы Господь присутствовал телесно, так он припадал к Его пречистым ногам и как слепой просил быть помилованным и душевно прозреть. А как молитва каждый вечер прибавлялась, она продолжалась до полуночи, причем во время молитвы он нисколько не расслаблялся или не нерадел или какой-либо член его тела двигался совершенно даже до поворота глаза или взгляда, но он так стоял неподвижным, как столп некий или как некий бесплотный» (242). Пр. Симеон заканчивает следующим образом это описание молитвы Георгия: «Когда он стоял однажды и произносил «Боже, милостив буди мне грешному» более умом, чем устами, Божественное осияние богатно внезапно появилось свыше и наполнило все место» (243). Следует описание экстатического видения света, о котором мы говорим в другом месте (244). Отметим здесь, что повторяемые слова молитвы суть «Боже, милостив буди мне грешному», что они произносятся скорее умом, чем устами (τώ νοΐ μάλλον ή τω στόματι), и что эти призывания, хотя и духовные, сопровождаются или предшествуются суровыми телесными усилиями (коленопреклонения, земные поклоны и неподвижность, могущая помочь сосредоточению). В сходном описании видения молодого монаха (245) то же «Господи, помилуй» снова повторяется им в забытьи: «Я забыл, — рассказывает он, — и место, где я стоял, и кем я был, и где, крича только «Господи, помилуй», как я узнал, приидя в сознание, что это говорю. Но кто был говорящий, отче, или кто движущий моим языком, я не знаю… Бог знает» (246). Но здесь мы находим в начале этого видения молитву Трисвятого «Святый Боже», которую молодой монах произнес всего три раза, из послушания своему духовному отцу, и за которой немедленно последовало видение света. Мы находим у пр. Симеона и другие короткие молитвы, повторяемые пятьдесят раз, в форме: «Господи, прости мне грешному» (247). Однако, имя Иисусово явным образом не упоминается в этих коротких повторяемых молитвах.

С другой стороны, выражение «тайное делание» принимает иногда у пр. Симеона более широкий смысл внутренней духовности, противопоставляемой чисто внешнему благочестию. Так, упомянув внешнее делание, «пост, жестокое житие, труды, лохматые волосы, власяницу, сено для подстилки ложа и всякое другое злострадание жизни» (248), пр. Симеон говорит: «Все это хорошо, если хорошо исполняется ваше умное и тайное делание (νοερός και κρυπτής εργασίας), со знанием и мудростью и смыслом. Но если вне его вы многое воображаете на основании (внешних дел), а может быть и мните быть чем-нибудь, будучи ничем без него, вы как будто похожи на прокаженных, украшенных светлыми одеждами на заблуждение видящим их» (249). Внутренняя молитва противопоставляется телесной молитве, к которой, однако, последняя должна приводить: «Мы молимся телесно? — вопрошает себя пр. Симеон. — Для того, чтобы мы не пленялись врагом умственно и чтобы постигать благая и чтобы достичь непрерывно молиться духовно по уму» (250). Необходимое для такой молитвы сосредоточение духа таким образом описывается пр. Симеоном: «Совершивший в совершенном чувстве сердца с радостью отречение от внешних предметов и людей и всего, что в жизни, и получивший забвение таковых, перешедший, как стену, пристрастие, становится как чужой мира и всего того, что в мире, собирая свой ум и единственным деланием (μελέτην) делая память и мысль о смерти. Поэтому он всегда заботится о суде и воздаянии и всецело пленяется в таковых неизреченным страхом от таких мыслей, и от созерцания их поражаемый» (251).

Можно, следовательно, сказать, что пр. Симеон нисколько не отвергает церковные и литургические молитвы с их традиционно установленными текстами, совсем нет, но они не более интересуют его сами по себе, чем как источник личного умиления и слез, если мы внимаем им умом и со страхом Божиим. Цель молитвы, будь то в церкви или наедине в монашеской келий, идет ли дело о покаянной молитве или о прославлении Бога, для него всегда просвещение и единение с Богом. Однако постоянное «тайное делание», краткие и много раз повторяемые молитвы, скорее духом, чем устами, кажется, являются основой его духовной жизни, хотя он не много об этом говорит. При этом применяются телесные приемы, помогающие сосредоточению ума. Возникает вопрос, почему он никогда не говорит о «Иисусовой молитве», с которой его «тайное делание» имеет столько сходства, за исключением призывания имени Иисуса, что является ее центром и отличительной чертой? Совершенно невероятно предполагать, будто пр. Симеон не хотел сделать ее известной миру, он, который проповедовал, что самые возвышенные видения доступны всем христианам и что тяжко заблуждаются те, кто этому не верит. Может быть потому, что молитва Иисусова, хотя и известная, начиная с пятого века, и широко распространенная на Синайской Горе, в Палестине и в Египте, была еще мало известна в Константинополе? Или же он предпочитал еще более краткие и, может быть, более древние призывания, сосредоточенные на имени «Господь» и ограничивающиеся словами «Господи, помилуй»? И это несмотря на духовность глубоко христологическую. Во всяком случае, пр. Симеон не ограничивался этими внутренними краткими призываниями и в многочисленных молитвах, им оставленных, обнаруживает большое литературное красноречие, которое не могло быть вмещено в краткие стереотипные призывания. Но это никогда не риторика; он поражает своей искренностью, своими внезапными переходами от глубокого покаяния к экстатическим видениям. И особенно он показывает в своих молитвах, что Бог Человеколюбец быстро отвечает на призыв грешника и принимает его в Свое Царство. Кратко говоря, пр. Симеон своим личным примером научает нас молиться.