Other languages

Статья опубликована в журнале «Дилетант» No 72 декабрь 2021 г., Москва

diletant-2021_1 diletant-2021_2

100 лет тому назад, 28 октября 1921 года, в Берлине на 65-м году жизни скончался тайный советник Александр Васильевич Кривошеин — соратник Петра Столыпина и Петра Врангеля

И, начав — как и все! — погонею за успехом, незаметно для себя пришел — к самопожертвованию.
Из воспоминаний об Александре Кривошеине его сотрудника Ивана Тхоржевского, публициста и автора парижской газеты «Возрождение»

Накануне I Мировой войны умный либерал Петр Струве верно отметил: «Седалище современной реакции находится вне бюрократии». Действительно, в бюрократической элите в равной степени не пользовались популярностью ни бесперспективная реакционно-черносотенная, ни утопичная социалистическая идеология. Несомненное предпочтение отдавалось консервативному либерализму и взглядам в духе политической философии выпускника Московского университета и блистательного отечественного правоведа Бориса Чичерина (1828–1904): «Свобода необходимо ведет к неравенству состояний. Уничтожить неравенство можно только подавив свободу, из которой оно истекает, искоренив в человеке самостоятельный центр жизни и деятельности и превратив его в орудие общественной власти, которая, налагая на всех общую мерку, может, конечно, установить общее равенство, но равенство не свободы, а рабства. Не право на пользование жизненными благами, а право на свободную деятельность для приобретения этих благ принадлежит человеку. Действительное же осуществление этого права, будучи предоставлено свободе, столь же разнообразно, как самые свойства, наклонности, чувства, мысли и положения людей».

Сто лет назад из бюрократической элиты Российской империи на сцену общественно-политической и государственной деятельности вышел Александр Кривошеин, возглавивший в октябре 1906 г. Крестьянский поземельный и Дворянский земельный банки, а затем ставший практическим организатором выдающейся Столыпинской аграрной реформы.

Кривошеины

Александр Васильевич Кривошеин родился 19/31 июля 1857 г. в Варшаве в семье подполковника армейской артиллерии Василия Федоровича Кривошеина (1829–1894). Отец будущего столыпинского министра происходил из крестьян Воронежской губернии. Он выслужил заветное личное дворянство упорной службой от солдата до подполковника и вышел в отставку с «мундиром и пенсией». Мать Юлия Ивановна была представительницей обедневшего польского дворянского рода Яшинских. Материальное положение родителей оставалось более чем скромным, и семья жила вне всякой роскоши.

Образовали и воспитали Александра Васильевича классическая гимназия в Варшаве и юридический факультет Санкт-Петербургского университета.

В 1892 г., когда Александр Васильевич служил в Петербурге по ведомству МВД, он женился на дочери историка, профессора Московского университета Елене Геннадьевне Карповой, чья мать Анна Тимофеевна принадлежала к знаменитой и богатой семье Морозовых. Еще задолго до свадьбы, благодаря тесной дружбе с молодым профессором и известным искусствоведом Адрианом Праховым, молодой Кривошеин познакомился с верхушкой московского купечества, в том числе с Мамонтовыми, Морозовыми, Крестовниковыми, Якунчиковыми. Тесное и постоянное общение с лучшими представителями русского торгово-промышленного капитала и меценатами наложило несомненный отпечаток на вкусы и характер, а позднее — и на политические взгляды Александра Васильевича.

На внутренний мир Кривошеина влияли путешествия по прекрасной Италии и увлекательные беседы с Праховым, привившие собеседнику любовь к западноевропейской живописи. Благодаря знакомству с Саввой Мамонтовым он неоднократно бывал в Абрамцеве, подмосковном центре русской художественной жизни, здесь встречался с Михаилом Нестеровым, Валентином Серовым, познакомился и дружил с Виктором Васнецовым. В 1884 г. в Абрамцеве на Кривошеина большое впечатление произвела созданная Еленой Поленовой мастерская крестьянского кустарного искусства. Спустя четверть века воспоминания о «поленовской мастерской» послужат основанием для важных инициатив деятельного столыпинского министра.

Кривошеин был успешен и органичен в богатой событиями жизни, в которой нашлось место, например, и для вызванного романтическими обстоятельствами дуэльного поединка на саблях, оставившего шрам на лице министра. Уже будучи всесильным главноуправляющим землеустройством и земледелием, пребывая на бюрократической вершине Российского государства, он по-прежнему любил, чтобы подчиненные и просители обращались к нему по имени и отчеству вне установленных правил знаменитой «Табели о рангах», избегая обязательно положенных титулований.

Отказавшись от бесплатной, но ординарной казенной квартиры в центре столичного Петербурга, Александр Васильевич предпочитал снимать дорогую частную квартиру, но зато ничто не мешало ему обставить дом в соответствии с собственным тонким художественным вкусом. В уникальной коллекции столыпинского министра хранились работы выдающихся живописцев XVI–XVIII веков: венецианца Джованни Каналетто, фламандцев Жака Артуа, Паулуса Бриля, Яна Брюгеля и других мастеров. И здесь же соседствовали оригинальная авторская версия «Трех богатырей», «Тихая заводь» Исаака Левитана, «Вид старого города» Аполлинария Васнецова.

Петр Струве назвал преклонявшегося перед итальянской красотой Кривошеина «культурным аристократом». Александр Васильевич олицетворял редкий тип мыслящего, тонко чувствующего и способного к глубокому переживанию русского европейца.

На службе без подобострастия

По окончании университета со степенью кандидата прав и кратковременной службы в скромной юридической должности Александр Кривошеин поступил в 1887 году в земский отдел МВД, обратив на себя внимание всесильного министра-реакционера графа Дмитрия Толстого, ценившего исполнительных и умных сотрудников. Именно знакомство с министром отчасти способствовало карьере Кривошеина, который спустя двадцать лет будет безжалостно ликвидировать многочисленные последствия «контрреформ» графа Толстого 1880-х годов.

Будучи делопроизводителем, а затем столоначальником отдела, Кривошеин показал на службе целый ряд незаурядных качеств. Современники вспоминали, что Александр Васильевич обладал даром «шармировать» окружающих, в том числе и начальников. Он умел заводить знакомства, но они не были неразборчивыми, служил усердно, но не прислуживал, внимал начальству, но всегда сохранял чувство собственного достоинства и независимость суждений, не боясь потерять места.

После учреждения в 1896 г. Переселенческого управления Александр Васильевич занял вакантную должность помощника начальника, что соответствовало должности вице-директора департамента. Ввиду расстроенного здоровья начальника Кривошеин фактически возглавил работу управления. Сохраняя принципиальность, он не побоялся в 1903 г. вступить в конфликт с резким и консервативным министром внутренних дел Вячеславом Плеве, дав твердо ему понять, что готов расстаться с желанной столичной карьерой и отправиться в провинцию. Плеве принес извинения, и Кривошеин стал единственным сотрудником МВД, которому отныне позволялась критика репрессивных намерений нетерпимого министра в отношении фрондирующих либеральных земств.

Служба Кривошеина сопровождалась многочисленными командировками в провинцию и на окраины империи, в ходе которых перспективный чиновник, обладавший острой наблюдательностью, познакомился с реальным положением дел в сельском хозяйстве, приобрел большой опыт и ценные практические знания. В вальяжном столичном бюрократе постепенно рос желавший полноценного творчества государственный деятель.

Во многом благодаря ему, тридцатилетняя традиционная политика противодействия стихийной крестьянской миграции на восток в 1861–1891 гг. сменилась в 1892–1905 гг. политикой планомерного регулирования переселенческого процесса. В 1896–1905 гг. за Волгу и Урал из европейских губерний переселились, по официальной статистике, более 1,3 млн человек, из которых возвратились назад в среднем 15–17% переселенцев. 23 декабря 1904 г. Кривошеин занял должность начальника Переселенческого управления, а 8 июня 1905 г. стал товарищем (заместителем) главноуправляющего землеустройством и земледелием.

Политический талант Кривошеина в полной мере проявился тревожным летом 1905 года. Именно с ним историки связывают известную записку на высочайшее имя от 6 августа. Автор серьезно аргументировал необходимость создания объединенного правительства, сильного органа исполнительной власти. В записке Кривошеин предвосхитил не только возникновение Совета министров. В условиях слабой политической и гражданской культуры общества он предупреждал о возможном превращении Думы в легальный центр по подготовке самоубийственной революции, что по сути и произошло в 1915–1916 годах.
Авторитет и положение Кривошеина упрочило состоявшееся 6 мая 1906 г. назначение его членом Государственного совета. Спустя месяц в его руках фактически сосредоточилось управление землеустройством и земледелием страны.

Министр Азиатской России

Получив отставку и прощаясь 29 октября 1915 г. со своими опечаленными сотрудниками, Кривошеин следующими словами подвел итоги многолетней работы собственного ведомства: «Наши усилия оказались плодотворными потому, что в них была заключена идея укрепления в русской деревне собственности — этой всемирной опоры хозяйства, культуры, свободы и порядка». Не будучи помещиком, не испытывая к общине сентиментальных симпатий и не связывая с ней идеологических иллюзий, ближайший соратник Столыпина при помощи здравого смысла, житейского прагматизма и тонкого чутья понял, что спасение и России, и деревни — в утверждении института собственности в крестьянской среде.

Осенью 1906 г. Столыпин и Кривошеин планировали осуществление реформы на протяжении 20–25 лет, предполагая, что она даст абсолютно положительные результаты к 1925–1930 годам. К тому же времени прогнозировалось и почти полное исчезновение помещичьего землевладения, за исключением высокоэффективных и рентабельных хозяйств дворян, ставших образцовыми земледельцами. За девять последующих лет к 1 января 1916 г. в 40 европейских губерниях с общинным строем ходатайства о проведении землеустроительных мероприятий, в результате которых происходило обособление от сельского мира, поступили от 6,1 млн (47%) домохозяев. Комиссии успели провести землеустроительные работы для 3,8 млн домохозяев (62% от числа подавших ходатайства). В зависимости от методики подсчета российские исследователи (Сергей и Борис Пушкаревы, Игорь Климин, Авенир Корелин и др.) указывают на то, что в 1907–1915 гг. от четверти до трети крестьян- домохозяев расстались с общиной, а около четверти успели закрепить земельные наделы в частную собственность. За такой короткий срок для страны, в которой сельский обыватель практически никогда не имел права собственности на землю, это был огромный успех!

В общественном сознании вторая по значению после отмены крепостного права крестьянская реформа, как правило, связывается с именем Столыпина и гораздо реже с именем Кривошеина. Столыпин приложил огромные усилия для того, чтобы освобождение рачительных крестьян-домохозяев от инертной и уравнительной сельской общины стало основой его программного курса социальной модернизации. Но практическая организация и исполнение реформы принадлежали Кривошеину. С 21 мая 1908 г. по 26 октября 1915 г. Александр Васильевич был полноправным главноуправляющим землеустройством и земледелием Российской империи, упорно и последовательно добиваясь столыпинской цели: постепенного превращения отсталого крестьянина-общинника в деятельную личность, самостоятельного и творческого сельского хозяина, владеющего земельным наделом на правах охраняемой законом и государством частной собственности. Объем проделанной ведомством Кривошеина практической работы поражает: создание на местах землеустроительных комиссий (в 1912-м они действовали в 463 уездах 47 губерний европейской части России), особых банковских отделений по продаже в рассрочку сельским обывателям участков бывшей помещичьей земли, подготовка агрономов (2810 человек на 1908 г. и уже 9935 — на 1913 г.) и т. д. Численность землемеров в январе 1907 г. составляла около 600 человек, а на 1914 г. — 7 тысяч. Стоимость (в ценах 1913 г.) фондов сельского хозяйства выросла с 11,8 (на 1908 г.) до 13,1 млрд руб. (на 1913 г.).

Вспомнив о «поленовской выставке» 1884 г., Кривошеин принялся энергично поощрять и развивать кустарные крестьянские промыслы, стимулировавшие снизу народную частную инициативу. Здесь он неожиданно встретил поддержку, живой интерес и участие императрицы Александры Федоровны, одно время называвшей главноуправляющего своим другом. Состоявшаяся в марте 1913 г. петербургская выставка продемонстрировала высокий уровень производства продукции кустарных промыслов.

Заслуги Кривошеина неоднократно отмечались. В 1909 г. ему был пожалован придворный чин гофмейстера двора, соответствовавший III классу «Табели о рангах» и предусматривавший обращение «Ваше превосходительство». Получив на следующий год почетное звание статс-секретаря Его Императорского Величества, Кривошеин приобрел право личных докладов императору.

Сотрудниками и единомышленниками Кривошеина в грандиозном хозяйственном переустройстве страны были директор департамента государственных земельных имуществ, а затем товарищ главноуправляющего Александр Риттих, директор департамента земледелия граф Павел Игнатьев, начальник Переселенческого управления Григорий Глинка, директор лесного департамента Николай Грудистов, заслуживший чин действительного статского советника Давид Флексер (некрещеный еврей) и другие ныне прочно забытые лица. Если за целое десятилетие с 1895 по 1905 г. государство купило 522 помещичьих имения (общей земельной площадью в 960 тыс. десятин), то руководимый Кривошеиным Дворянский банк за один 1907 г. купил 1191 имение (более 1,5 млн десятин). За 1906— 1915 гг. помещичье землевладение сократилось с 53 до 44 млн десятин.

К октябрьскому перевороту 1917 г. в руках у помещиков находилось не более 20–22% всей пахотной земли в европейской части страны, притом ее большая часть уже была заложена в банках без серьезных шансов на обратный выкуп владельцами. Организованный большевиками в 1917–1918 гг. в виде всероссийского аграрного погрома «черный передел», о котором мечтали целые поколения российских революционеров, только разорил отечественный сельскохозяйственный рынок, уничтожил рентабельные имения и центры провинциальной культуры и не принес никакой практической пользы крестьянам — им большевизм приуготовил коллективизацию, невиданное в истории истребление и беспросветное сталинское рабство.

В 1905 г. правительство в переселенческом вопросе перешло от политики регулирования к политике поощрения и организации, сохранявшейся вплоть до октябрьского переворота. Проблемы миграции перешли из ведения МВД в ведение ведомства Кривошеина. В азиатской части России развернулась энергичная работа по отводу участков и устройству новоселов. В 1906— 1913 гг. за Урал уехали около 3,5 млн человек, из которых вернулись назад, не сумев обустроиться, около 500 тысяч. В докладе Николаю II в конце 1910 г. Столыпин подчеркнул, что русское население Сибири за 300 лет составило 4,5 млн, а за 1896–1910 гг. увеличилось почти на 3 миллиона.

В 1905–1912 гг. правительство вложило в программу переселения около 135 млн руб., а смета переселенческого управления на 1914 г. составила астрономическую сумму в 33,7 млн руб. золотом (!). Верхняя шкала семейной ссуды на переселение в Западную Сибирь, Приамурье и Приморье достигала 400 руб. (в т. ч. 200 руб. безвозвратно). Вопросам переселения Кривошеин уделял особое внимание, всячески подчеркивая его добровольный характер. Опасаясь возможной экспансии Китая (!), главноуправляющий считал необходимым стимулировать развитие инфраструктуры и заселение пограничных районов империи. Вместе с тем он стоял на страже хозяйственных интересов новоселов, добиваясь, чтобы сулившие богатый урожай черноземы использовались не кочевниками, а оседлыми русскими переселенцами.

С хозяйственным подъемом Сибири Кривошеин связывал экономические приоритеты России в ХХ столетии, получив негласное прозвище Министр Азиатской России. В итоге, по признанию экономиста-социалиста Николая Огановского, «Сибирь всасывала в себя поток людей и затем начинала выбрасывать на внутренний рынок потоки пшеницы, масла и других сельхозпродуктов». В 1894 г. Россия экспортировала 400 пудов сибирского масла, а в 1912 г. — 4,5 млн преимущественно в Великобританию. Неоценимыми оказались заслуги Кривошеина в деле создания коммуникаций, организации врачебной помощи и школ на востоке, мелиорации и искусственного орошения обширных среднеазиатских пространств. Только в завершенное строительство Романовского канала протяженностью 140 верст Петербург вложил около 5 млн. рублей. В итоге главноуправляющий снискал личное расположение эмира Бухарского Саид-Мир-Алима и хана Хивинского Саид-Асфендиар Богадура.

«Фактическое премьерство»

На целый ряд вопросов Столыпин и Кривошеин смотрели по-разному. Тем не менее они всегда понимали и уважали друг друга, свидетельством чему является их плодотворное сотрудничество. Узнав в Крыму о ранении премьера 1 сентября 1911 г., Кривошеин заплакал… После смерти Столыпина у Кривошеина были сложные отношения с новым председателем Совета министров и министром финансов Владимиром Коковцовым. Отчасти это было связано с тем, что Кривошеин настаивал на интенсивных капиталовложениях в экономику, особенно в сельское хозяйство и железнодорожное строительство, предлагал привлекать к инвестициям, в том числе к эксплуатации природных ресурсов, частный капитал. Коковцов же считал необходимым копить золотой запас. Возможно, Кривошеин сыграл определенную, но не решающую роль в отставке Коковцова 30 января 1914 г. Однако, когда в последний момент Николай II раздумал пожаловать Коковцову при увольнении графский титул за незаурядное управление русскими финансами в 1904–1914 гг., Кривошеин лично (!) позвонил императору и убедил его не менять решения. «Ваше Величество, — с твердостью сказал Кривошеин монарху, — так и прислугу не увольняют». Коковцов ушел в отставку графом. Государь не любил, когда на него оказывали давление, и отметил этот случай.

После отставки Коковцова из всех представителей высшей бюрократии Кривошеин, видимо, был наилучшей кандидатурой в премьеры, тем более он пользовался расположением императора и императрицы. Однако, понимая насколько ему будет сложно отстаивать перед монархом и право на самостоятельную политику, и пределы собственной власти, Кривошеин предпочел, чтобы председателем Совета министров стал престарелый Иван Горемыкин, весьма удивившийся последовавшему не без интриги главноуправляющего назначению. Однако авторитет главноуправляющего и его положение были настолько прочными, что период с февраля 1914 г. по сентябрь 1915 г. получил название «фактического премьерства» Кривошеина. В 1914 г. в главном управлении Кривошеина на правах департамента возник особый отдел сельского строительства, кредиты которого достигли 6,3 млн рублей. Сам главноуправляющий оставил любопытные записки о служебных командировках по Сибири в 1910 г. вместе со Столыпиным и в Туркестан в 1912 году. Новый и компетентный министр финансов Петр Барк согласился с резонами негласного премьера, и кабинет Горемыкина весной 1914 г. фактически выступил с кривошеинской программой интенсивного развития производительных сил страны. Так, например, за 1914–1919 гг. при помощи частных и казенных средств планировалось почти на 50 % увеличить протяженность железных дорог империи, особенно в восточной ее части. Но драматические события лета 1914 г. опрокинули все планы.

Кривошеин трезво оценивал всю опасность кровопролитной и затяжной войны для внутреннего состояния государства, но не менее ясно он понимал, что расстановка сил и активность австро-германского блока не позволит сохранить нейтралитет. Оставив Сербию на произвол судьбы, после вероятного дипломатического унижения Россия все равно оказалась бы принуждена вступить в войну, стало быть, следовало воевать без унижения.

На исходе первого года тяжелой войны Кривошеин надеялся, что ему удастся выстроить мост для сотрудничества с думской общественностью. К нему с уважением относились даже политические противники. Он никак не был скомпрометирован контактами с Григорием Распутиным, принципиально дистанцируясь от «друга». Проблему Распутина Кривошеин, вопреки многим, считал личным делом царской семьи. Лишь однажды в 1915 г. Распутин попробовал обратиться к нему с каким-то ходатайством о трудоустройстве двух очередных протеже, написав при этом в записке что-то по обыкновению маловразумительное. С бюрократическим изяществом Кривошеин положил ходатайство под сукно, и больше Распутин к нему не обращался.

В конце лета 1915 г. на фоне тяжелого отступления русских войск на фронте становилось очевидным, что Горемыкина должен сменить другой, более молодой, энергичный и динамичный политик. И в Думе, и в обществе в качестве вероятной кандидатуры часто называли Кривошеина. Не исключено, что он и сам это понимал, активно влияя на кадровые перестановки в правительстве в приемлемом для Думы ключе. Однако политическая самостоятельность Кривошеина, его планы более тесного сотрудничества с Думой, слухи о закулисном влиянии главноуправляющего на возникший в августе 1915 г. в думских недрах Прогрессивный блок встревожили императора. Кризис — и не только в личной судьбе Александра Кривошеина — разразился в августе — сентябре 1915 г. Именно после него Россия стремительно покатилась к Февралю 1917 г.

«Его прогнали, но он России еще понадобится»

Твердое решение императора Николая II принять на себя звание Верховного главнокомандующего и встать во главе войск, приняв в условиях поражений полноту ответственности за армию, мало кто из современников смог понять и оценить должным образом. Слишком велики оказались предубеждения. Руководствуясь самыми благими намерениями, Кривошеин был в числе министров, пытавшихся совместными усилиями оказать давление на государя с целью убедить его отказаться от задуманного. В 1919 г. Александр Васильевич признал эти действия крупной тактической ошибкой. Но тогда раздражение с обеих сторон проявилось в полной мере. После знаменитого горького совещания Николая II и Кабинета министров в Ставке 16 сентября 1915 г. политическая судьба участников «министерской оппозиции» не вызывала сомнений. «Фактическое премьерство» завершилось. У Кривошеина хватило глубокого такта самому подать в отставку и уйти в частном порядке спустя целый месяц, 26 октября 1915 г., чтобы не дать повода для политических спекуляций против монарха.

Оставив большую политику и дело последних лет жизни, Александр Кривошеин не мог пребывать в стороне от событий войны. Не желая благополучной службы в частном секторе, он решил использовать свой опыт для помощи, будучи вначале деятельным особоуполномоченным Российского Красного Креста при 7-й армии, а позднее и главноуполномоченным всего Западного фронта. С несказанной болью он наблюдал, как конфликт между монархом и Думой, все более превращавшейся в центр по подготовке революции, движется к неумолимой развязке.

В мартовские дни 1917 г. Кривошеин совершенно спокойно шел по улице, наткнувшись на группу солдат с унтер-офицером. «Вот идет министр Кривошеин и не боится, — сказал унтер-офицер. — Его прогнали, но он России еще понадобится». И тут же вытянулся, отдавая честь бывшему организатору Столыпинской реформы.

Все, что происходило с Россией, Александр Васильевич воспринимал как личную катастрофу. Как-то в кругу близких он совершенно непостижимо заметил, думая, что шутит: «Историки далекого будущего будут писать: «В начале ХХ века человечество вступило в период войн и революций, но он длился всего 80 лет(!)».

Незадолго до октябрьского переворота Кривошеин поселился у Морозовых в Москве, заняв должность одного из директоров мануфактуры «Савва Морозов, сын и Ко». В феврале — марте 1918 г. ему удалось собрать и передать из Москвы для царской семьи, пребывавшей под арестом в Тобольске, 250 тыс. рублей. Панихида после екатеринбургского злодеяния, для которой тогда в советской Москве уже требовалось определенное гражданское мужество, было последним, что Александр Васильевич мог сделать для своего государя. Вскоре после панихиды московские чекисты пришли с обыском в контору еще не национализированного морозовского предприятия.

Ареста и неизбежного расстрела в застенках ВЧК Кривошеин избежал чудом. Во время обыска, пока чекисты искали «следы контрреволюции» и «морозовское золото», Кривошеин встал, с равнодушным видом поправил галстук, хладнокровно накинул плащ и направился к выходу… Конвоир при двери, жадно следивший за обыском, не обратил внимания на спокойного старичка, исчезнувшего на улице. А когда чекисты спохватились, было поздно: бывший «царский министр» исчез и не угодил в жернова красного террора.

Переждав розыск некоторое время у знакомых в Переделкине, он в солдатской шинели и с чужими документами выехал в Смоленск, откуда через демаркационную линию добрался до гетманской Украины, оккупированной немцами.

«Разгадать жизненные потребности русского возрождения»

Горячее желание принять участие в развертывавшемся Белом движении на Юге России сначала привело Александра Васильевича к контактам с европейскими союзниками в Яссах осенью 1918 г., а на следующий год — в Екатеринодар и Ростов-на-Дону, тыл Вооруженных сил Юга России (ВСЮР) генерал-лейтенанта Антона Деникина. Белому движению Кривошеин отдал больше чем политический талант. В рядах белых войск на Юге России погибли два его старших сына — молодые офицеры Василий (1892–1920) и Олег (1894–1920).

В 1919 г. на Юге Кривошеин возглавлял консервативно-либеральную группировку «Государственное объединение», участники которой (Никанор Савич, Петр Струве и др.) достаточно серьезно критиковали окружение Деникина за неустроенность тыла, отсутствие продуманной социальной программы и другие политические ошибки. Здесь взгляды Кривошеина совпадали с оценками честолюбивого генерал- лейтенанта Петра Врангеля, питавшего к Александру Васильевичу искреннее расположение. Зимой 1920 г. в обстановке стремительного отступления и прогрессирующего развала ВСЮР Кривошеин еще пытался наладить продовольственное снабжение тыла Деникина, но это уже была агония. Трагическая Новороссийская катастрофа 1920 г. привела его в Константинополь, а затем в Белград и Париж.

В апреле 1920 г. Кривошеин согласился помочь Врангелю, ставшему 22 марта (ст. ст.) главнокомандующим вместо Деникина. Понимая, в каком отчаянном положении в Крыму оказалась армия, бывший соратник Столыпина был готов взять на себя бремя парижских переговоров. Личные контакты и кипучая деятельность некогда известного «царского министра» убедили представителей высокопоставленных военно- политических кругов Франции поддержать белый Крым. Кривошеин смертельно устал. Выполнив поручение, он рассчитывал отдохнуть в кругу измученной и травмированной потерями семьи. Один банк в Париже предложил Кривошеину хорошую должность. Казалось, занавес над публичной жизнью этого человека опустился…

Просьба генерала Врангеля прибыть в Крым и возглавить правительство Юга России оказалась для него совершенно неожиданной. Прекрасный Париж казался мирной гаванью после всех российских штормов. Уже явственно давала о себе знать тревожная болезнь. Прагматичный Павел Милюков и искушенный бывший министр-председатель Временного правительства князь Георгий Львов категорически убеждали не связываться с «крымской авантюрой», с пафосом призывая подумать о собственной политической состоятельности в будущем.

Но Кривошеин отправился в Крым, не испытывая никаких иллюзий по поводу возможного исхода событий — и сделал он это даже не столько из-за личных симпатий к Врангелю, сколько по убеждению в невозможности поступить иначе. Он ехал исполнить свой личный долг перед Россией так, как бы это сделал Петр Столыпин, память которого Кривошеин глубоко чтил.

20 мая (ст. ст.), оставив семью в Париже, Александр Васильевич прибыл на британском крейсере в Севастополь. История белого Крыма — этого до сих пор малоизученного «русского Тайваня» — история плодотворной и в самом высоком смысле государственной деятельности Петра Врангеля и Александра Кривошеина еще ждет своего пытливого исследователя. Вряд ли Кривошеин надеялся на победу Русской армии в обозримом будущем. Но он хотел «разгадать жизненные потребности русского возрождения», несомненно умея «собирать, а не растрачивать русскую силу».

Земельный закон, так и не введенное до I Мировой войны волостное самоуправление, отчетливая попытка в зоне ответственности правительства Кривошеина, в противовес петровской традиции, созидать Россию «снизу» — должны были показать не только историческую правоту и перспективу Белого движения, но и подчеркнуть, что творческий потенциал и дух столыпинской России не угас после катастрофы 1917 года. Все свои последние силы и кипучую энергию Кривошеин вложил в пять с половиной крымских месяцев, создав все основания для того, чтобы мы могли сегодня задаться вопросом: какой бы была Россия в начале XXI века, если бы удалось преодолеть большевизм?

Выехав из Крыма в ноябре 1920 г. в Константинополь во время знаменитой врангелевской эвакуации, Кривошеин наверняка чувствовал, что с мучительным оставлением родины не просто переворачивается очередная страница жизни. Вся жизнь заканчивалась без остатка так же стремительно, как таял берег родной земли. В эмиграции он еще успел оказать несколько услуг генералу Врангелю, отчаянно боровшемуся за сохранение армии, не желавшей сворачивать знамен. Александр Васильевич Кривошеин скончался 85 лет назад, 28 октября 1921 г. в Берлине, в возрасте 64 лет.

«Никакого идеализма. Но упрямая любовь к родине», — писал о нем в 1932 г. его бывший сотрудник Иван Тхоржевский. Незаурядный пример жизненного пути честолюбивого бюрократа, выросшего в настоящего государственного деятеля, готового принести самую высокую жертву.

Александр Васильевич Кривошеин похоронен на кладбище Тегель в Берлине.

1

Источник www.sedmitza.ru

«В живом народном деле следует опасаться канцелярских приемов»

alexander-krivoshein

1894 год

« — Вы родственник бывшего министра Кривошеина [министра путей сообщения. — К. А.]?

— Нет.

— В таком случае позвольте вам выразить мое уважение.

— Я постараюсь его заслужить».

Из диалога постоянного посетителя Английского клуба с чиновником Александром Кривошеиным.

Август 1905 года

«Для того чтобы вывести страну из переживаемой нами смуты и удержать реформу нашего государственного строя в начертанных для нее рескриптом 18 февраля пределах, именно теперь, более чем когда-либо, нужно сильное правительство. Без этого неминуемо крушение авторитета власти, что, к сожалению, частью уже наступило, а затем и самой власти, что неизбежно наступит, если власть не удержится на подобающей ей высоте. Между тем существенным признаком сильной власти бесспорно является её единство. В единении — сила, а все разрозненное слабо и неспособно к борьбе. Нельзя скрывать от себя, что настоящая историческая минута в таком именно положении и застает нашу государственную власть.

Нет сомнения в том, что в России есть партия, жаждущая ниспровержения нашего государственного строя, которую никакие реформы на почве осуществления рескрипта 18 февраля не удовлетворят. Партия эта, в сущности, незначительная, сильна тем, что живет и питается всеобщим неудовольствием против существующего порядка, которое ныне, как во все эпохи замутившегося общественного сознания, распространено повсеместно. До настоящего времени неудовольствие это выражалось частично; не было органа, в коем оно могло бы выразиться как мнение всей России. Теперь враждебная существующему строю пропаганда направит все усилия к тому, чтобы создать такой орган в лице Государственной Думы. <…>

Нельзя без трепета подумать, что ожидает Россию, если при настоящем вступлении её в новую политическую жизнь с её неведомым будущим действия государственной власти будут проявляться по-прежнему слабо и неуверенно, в то время когда от твердости и решительности будет зависеть вся будущность России.

Над поставленным вопросом нельзя не задуматься. Необходимо, чтобы не только с открытием Думы, но и при неизбежной агитации по поводу предстоящих выборов не были у нас возможны случаи, с какой бы точки зрения ни смотреть на события, одинаково недопустимые — оппозиции правительству в его же рядах. Каким же образом не допустить этого? Единственным к тому способом является установление единства правительственной власти, которое должно выразиться в полном единомыслии её главных представителей и в полной согласованности их действий, одушевленных одинаковою мыслью при исполнении общего плана. Это неизбежно приводит к необходимости образования однородного министерства, или, как приятно называть на языке политических доктрин, Кабинета».

Из докладной записки от 6 августа на Высочайшее имя о необходимости создания объединенного правительства — Совета министров — в связи с революционными беспорядками в России и намеченным учреждением Государственной Думы.

Февраль 1906 года

«Укрепление в сознании крестьянства понятия о неприкосновенности частной собственности здесь может быть достигнуто <…> посредством облегчения каждому члену общины выделиться из её состава с участком надельной земли <…> Достаточно сделать крестьянина собственником, чтобы он сознал всю чудовищность экспроприации чужой собственности».

Из докладной записки от 3 февраля на Высочайшее имя

Март 1909 года

«Для ежегодного прироста населения Европейской России переселение [на Восток России. — К. А.] является гомеопатической дозой: переселение не устраивает даже половины избытка. Но перенесемся на одной мгновение за Урал, в заселяемые районы. В 1905 году всего сельского населения там было 7 миллионов и за последнее трехлетие туда прибыло 1,5 миллиона. В Акмолинской области крестьянское население увеличилось за 15 лет в 15 раз. Подумайте, какими крупными ступенями идет перелом всей экономической жизни. Подумайте, как увеличивается одно только производство хлеба, заваливающее местные рынки и не имеющее обеспеченных рынков. В ближайшем будущем нам придется построить целую сеть железных дорог, а до тех пор ежегодное увеличение переселяющихся было бы весьма рискованным <…>

Что касается до регламентации [переселения. — К. А.], то я не верю в её успешность. Как ни заманчива цель перейти от беспорядочно партизанского заселения Сибири к планомерному выселению в Сибирь организованных переселенческих отрядов, достигнуть её едва ли возможно. В живом народном деле следует опасаться канцелярских приемов. Люди идут устраивать новую жизнь, ломая старую. Направлять их искусственно, куда хочет правительство, а не туда, куда их самих тянет, это брать на себя слишком большую ответственность. Единственно, что возможно сделать, это добиться заблаговременного осведомления ходоков о местностях свободных и местностях занятых».

Из речи 17 марта в Государственной Думе

Март 1909 года

«Не могу оберегать кочевое хозяйство на черноземе в ущерб русским земледельцам».

Из речи 17 марта в Государственной Думе

Апрель 1909 года

«Я сторонник сближения с Германией не из-за моих немецких симпатий, но прежде всего потому, что я убежден, что в интересах России опираться на сильную державу».

Из докладной записки от 22 апреля посла Германской империи графа Фридриха фон Пурталеса о сторонниках сближения с Германией в русской политической элите

1 мая 1910 года

«Пусть часть средств, истраченных правительством, пропадет, пусть будут на первых порах неудачи и убытки. Но убытки надо считать в ту пользу, которую принесет сельскому хозяйству хорошо организованный кредит!»

Из заявления 1 мая на межведомственном совещании по обсуждению

проекта Сельскохозяйственного банка по организации мелкого сельского кредита

Март 1911 года

«Никогда Государь этого ему не простит».

Из разговора с графом Петром Апраксиным после решения Петра Столыпина о введении земства в Западном крае и ультимативного требования к императору Николаю II

Сентябрь 1911 года

«Во многом мы расходились, но взаимопонимали, внимательно друг друга выслушивали и уважали. Пётр Аркадьевич никогда не мешал мне делать в министерстве то, что я считал нужным: вряд ли это будет возможно при его преемнике, кто бы он ни был».

Из разговора с супругой Еленой Геннадьевной после кончины Петра Столыпина

Июль 1913 года

«В таком огромном государстве как Россия нельзя всем управлять из одного центра, необходимо призвать на помощь местные общественные органы и силы, в распоряжение которых нужно предоставить материальные средства. Эта точка зрения удостоилась одобрения Его Величества и сделалась руководящим лозунгом всей моей деятельности. Я всегда старался привлечь к работе возможно больше общественных местных сил. В земстве мои стремления нашли живой отклик, и я радуюсь, что земства всегда шли со своими нуждами в мое ведомство [Главное управление земледелия и землеустройства. — К. А.]. Я уверен, что недалек тот час, когда настанет тесное сближение земств и моего ведомства. Этому мне нужно только радоваться, ибо в этом залог жизненности моих воззрений и убеждений. Я считаю, что Отечество наше лишь в том случае может достигнуть благоденствия, если не будет больше разделения на пагубное „мы и они“, разумея под этим правительство и общество, как бы представляющие собой две самостоятельные стороны, и когда будет говорить просто „мы“, разумея под этим правительство и общество вместе».

Из речи 7 июля при открытии сельскохозяйственной выставке в Киеве

Январь 1914 года

«Ваше Величество, так и прислугу не увольняют».

Из личного обращения Александра Кривошеина 29 января к императору Николаю II по поводу отставки председателя Совета министров и министра финансов Владимира Коковцова и необходимости возведения его в обещанное графское достоинство

«Нельзя ставить в зависимость благосостояние казны от разорения духовных и хозяйственных сил множества моих верноподданных, и поэтому необходимо направить финансовую политику к изысканию государственных доходов, добываемых от неисчислимых естественных богатств страны и от народного производительного труда, при соблюдении разумной бережливости, постоянно соединяя заботы об увеличении производительных сил государства с заботой об удовлетворении народных нужд».

Из Высочайшего рескрипта от 30 января, написанного Александром Кривошеиным, на имя нового управляющего министерством финансов Петра Барка

Весна 1914 года

«Бережливость может быть разорительнее самых безрассудных трат, когда она достигается за счет экономического развития страны».

Из доклада от 13 марта французского дипломата Жана Дульсэ о взглядах Александра Кривошеина

«Называться премьером и не быть им на самом деле, для этого нужно либо старческое безразличие ко всему, либо особая жажда власти, а настоящей власти никому после Столыпина не дали и не дадут. Я предпочитаю быть полезным на моем собственном месте».

Из беседы со своим сотрудником Иваном Тхоржевским по вопросу о причинах отказа стать председателем Совета министров

«У нас, как и повсюду, имеются скверные элементы, но мы никогда не поддадимся безумию напасть на Австрию, ни, в особенности, на Германию. Война между этими тремя империями была бы, по моему убеждению, концом трех великих династий».

Из воспоминаний рейхсканцлера Германской империи Бернгарда фон Бюлова о частном разговоре с Александром Кривошеиным и графом Владимиром Коковцовым в Риме

«Или примириться с общественностью, или сильная военная диктатура».

Июль 1914 года

«Россия оправилась после кризиса 1904–1906 годов и её внутреннее положение окрепло, порядок восторжествовал, но России нанесли тяжелый удар и ей были нужны годы, чтобы залечить раны. Наибольшая часть реконструкции была достигнута. К сожалению, программа нашего вооружения не закончена и можно сомневаться в том, способны ли будут наши армии и флот равняться с Германией и Австро-Венгрией в смысле новейших технических достижений. Наши промышленные и культурные достижения были настолько различны с вышеназванными странами, что для нас невозможно в настоящее время достигнуть даже одинакового уровня с ними. Тем не менее, наша слишком большая осторожность, к сожалению, не достигла успеха по отношению к центральным державам и общественное мнение не поймет, почему в такой критический момент императорское правительство боится действовать решительно. Теперь мы должны решить, какой политики мы должны придерживаться в момент серьезного кризиса, перед которым мы находимся. Никто в России не хочет войны. Поэтому наша политика должна быть направлена к тому, чтобы уменьшить её возможность.

Если мы останемся пассивными, то мы не достигнем цели. Война может вспыхнуть даже несмотря на наши миролюбивые усилия; кабинет должен решить, какая политика лучше для сохранения мира. Все свидетельствует, что наиболее разумной политикой при настоящем положении вещей, было бы именно возвращение к более твердому и энергичному поведению по отношению к совершенно неразумным и неумеренным требованиям центральных держав».

Из выступления Александра Кривошеина (в пересказе Петра Барка) на экстренном заседании Совета министров 11 июля (ст. ст.) в связи с предъявлением австро-венгерского ультиматума Сербии

«Наша уступчивость приведет к обратному результату, все равно нас заставят, после всех испытанных унижений, воевать и тогда мы будем застигнуты врасплох».

Из выступления Александра Кривошеина (в пересказе Петра Барка) на экстренном заседании Совета министров 11 июля

Осень 1914 года

«Это клевета со стороны министра внутренних дел, и я пошлю ему своих секундантов!»

Восклицание в ответ на заявление министра внутренних дел Николая Маклакова, обвинившего Александра Кривошеина в намерении создать независимое Польское государство после войны

Октябрь 1914 года

«Совету министров предстоит выбрать не лучшее, а из двух зол меньшее. Вполне сознавая все тяжелые последствия, которые будет иметь для нашего денежного обращения уменьшение золотого запаса, мы должны решить вопрос, сохранять ли нам в неприкосновенности золото в кладовых Государственного банка и остаться без крайне нужного нам военного снаряжения, добыть каковое мы можем только заграницей — или же пожертвовать частью золота, но снабдить армию боевыми припасами. Едва ли правительство имеет право в военное время придавать большее значение сохранению золотого запаса <…>, чем своевременной и надлежащей боевой подготовке. Конечно, <…> тягостно расставаться с золотом, но еще тягостнее, сохранив золото, остаться без снаряжения <…> золотой запас имеет также значение военного фонда, и теперь именно настал момент <…> использовать сделанные сбережения для военных целей».

Из выступления Александра Кривошеина (в пересказе Петра Барка) на заседании Совета министров по поводу обеспечения русским золотом британских кредитов на закупку военного снаряжения

Январь 1915 года

«Существенная задача министров — устранить несогласие, которое обнаруживается в течение нескольких месяцев между правительством и общественным мнением. Это условие — sine qua non [необходимое условие. — К. А.] нашей победы».

Из беседы Александра Кривошеина с императором Николаем II и послом Французской Республики Жоржем Морисом Палеологом

Июль 1915 года

«Война грозит быть долгой и требует все новых напряжений, усилий и жертв. Решив без всякого колебания идти на них, правительство испытывает нравственную потребность окончательно избрать этот путь не иначе, как в полном единении с вами, господа члены Государственной Думы!»

Из декларации Совета министров, написанной Александром Кривошеиным, и прочитанной при открытии думской сессии 19 июля.

Август 1915 года

«Сложившиеся внутренние условия допускают лишь два решения. Или примириться с общественностью, или сильная военная диктатура. В военное время председателем [Совета министров. — К. А.] должен быть военный министр. Надо быть сильнее, или искуснее, а мы пассивны, жизнь идет мимо, поэтому опасно. Военный лагерь. Военный лагерь. Военный во главе».

Из конспектов выступлений и записей Александра Кривошеина

«Нужно или найти приемлемый выход, или же покончить вопрос о смене [Верховного. — К. А.] командования. Я не менее других боюсь этой перемены, но боюсь и пагубных последствий неопределенности положения».

Из выступления Александра Кривошеина на заседании Совета министров 11 августа

«С вел.[иким] князем [Николаем Николаевичем. — К. А.], по-видимому, уже кончено, и к его уходу начинают привыкать. Назначить Алексеева будет переходной мерой, пока Государь будет занят в тылу подготовкой новой армии, с которой Его Величество выступит на поле битвы, когда наступит удобное время и соответствующая обстановка. Пусть Алексеев сыграет роль Барклая[-де-Толли], в нашей обязанности оберечь русского царя от недопустимого для него положения».

Из выступления Александра Кривошеина на заседании Совета министров 16 августа при обсуждении вопроса о намерении императора Николая II занять должность Верховного Главнокомандующего

"В каком положении окажемся мы, когда уже не одна печать и военно-промышленный комитет, но вся организованная русская общественность будет во всеуслышание требовать власти, облеченной доверием страны? Не касаюсь личных переживаний, но с точки зрения интересов государственного управления и организации обороны положение это совершенно невозможно. Нужно заранее найти выход и остановиться на твердом решении, плане действий. Надо или реагировать с силой и с верой в свое могущество, в возможность достижения успеха, или же вступить на путь завоевания для власти морального доверия. По-моему глубокому убеждению мы ни к тому, ни к другому не способны. Вывод отсюда ясен. Надо откровенно это сказать Государю, который не сознает окружающей обстановки. Мы должны открыть монарху глаза на чрезвычайную остроту настоящей минуты. Это наш священный долг в историческое время, нами переживаемое. Мы должны сказать Его Величеству, что сложившиеся внутренние условия допускают только два решения: или сильная военная диктатура, если найдется подходящее лицо, или примирение с общественностью. Наш кабинет общественным ожиданиям не отвечает и должен уступать место другому, которому страна могла бы поверить. Медлить, держаться серединки и выжидания событий нельзя. Поводу к росту нервности <…> является ставшее повсеместно известным решение [Императора. — К. А.] принять [Верховное] командование <…> Не время отталкивать от себя огромное большинство. Надо просить Его Величество собрать нас и умолять его отказаться от смещения вел.[икого] князя, коренным образом изменив, в то же время, характер внутренней политики. Я долго колебался, прежде чем прийти к такому выводу, но сейчас каждый день равен году <…> Нужно объяснить Государю, что задуманный им шаг, помимо всего прочего, является великим риском для династии. Вполне возможен компромисс: царь принимает на себя верховное командование и назначает вел.[икого] князя своим помощником. Надо сделать это сразу. Если понадобится, мы должны не только просить, но и требовать. Пусть нам царь голову рубит, сошлет в места отдаленные, с лишением званий, чинов и орденов (к сожалению, он этого не сделает), но в случае отказа на наши представления, мы должны во имя интересов родины заявить ему, что мы не в состоянии больше служить ему по совести«.

Из выступления Александра Кривошеина на заседании Совета министров 19 августа

«И в такую минуту, движимый религиозным чувством, Государь берет на себя Верховное командование! Какой ужас, какое ослепление!».

Из выступления Александра Кривошеина на заседании Совета министров 24 августа

«За избрание Государем Императором лица и поручение ему составить кабинет, отвечающий чаяниям страны». «Мы, старые слуги царя, берем на себя неприятную обязанность роспуска думы и вместе с тем твердо заявляем Его Величеству, что внутреннее положение страны требует перемены кабинета [Министров. — К. А.] и политического курса».

Из выступления Александра Кривошеина на заседании Совета министров 28 августа

Сентябрь 1915 года

«Вся его [руководителя Всероссийского Земского Союза князя Г. Е. Львова. — К. А.] работа вне контроля, хотя ему сыплют сотни миллионов казенных денег. Надо с этим или покончить, или отдать ему в руки всю власть».

Из выступления Александра Кривошеина на заседании Совета министров 2 сентября

«Все наши сегодняшние суждения с полной определенностью обнаруживают, что за последние время между вами, Иван Логгинович [Председатель Совета министров Горемыкин. — К. А.], и большинством Совета министров разница в оценке положения и во взглядах на направление политики еще более углубилась».

Из выступления Александра Кривошеина на заседании Совета министров 2 сентября

«Пока общественность не будет принимать участия в ведении войны, пока не будет сотрудничества между правительством и народом, мы не сможем одолеть врага. Председатель [Совета министров Горемыкин. — К. А.] не только придерживается противоположной точки зрения, но он даже готов постоянно противиться пожеланиям общественности, систематически её этим раздражая. В таких условиях, естественно, что он для нас неприемлем».

Из выступления Александра Кривошеина на заседании Совета министров в Ставке в Высочайшем присутствии 16 сентября

«Так как историей движут идеи, а не факты, и не отдельные люди, то и наши усилия оказались плодотворными, потому что в них была заключена идея укрепления в русской деревни собственности — этой всемирной опоры хозяйства, культуры, свободы и порядка».

Из последнего слова Александра Кривошеина 29 октября после отставки и при прощании с сотрудниками Главного управления земледелия и землеустройства

«Той России, которую я любил и которой я служил, больше не будет никогда»

Август 1915 года

«Неотложно необходим демонстративный акт по еврейскому вопросу. И чем скорее, тем лучше». «Не тащиться надо в хвосте событий, а предупреждать их, брать руль в руки <…> Будем спешить. Нельзя вести войну сразу с Германией и с еврейством».

Из выступления Александра Кривошеина на заседании Совета министров 4 августа

Осень 1915 года

«Важно не то, по какой цене добываются продукты, а лишь бы в них не ощущалось недостатка <…> Все дело сводится к тому, чтобы вместо всяких измышлений найти дельного министра путей сообщения».

Из полемики с министром внутренних дел Алексеем Хвостовым по вопросу о принципах организации продовольственного снабжения

«Наша либеральная пьеса из рук вон плохо игралась и нами, министрами, и еще хуже, Думой. Всей русской жизнью! Бестолково, нестройно, зря, несуразно! Но ведь там, в окружении императрицы, непримиримая замкнутость, там жуткая пустота смерти».

Из разговора накануне отставки Александра Кривошеина с камергером Иваном Тхоржевским

«Мое дальнейшее пребывание в правительстве бесполезно, а кроме того, я хорошо знаю Государя: он злопамятен и не простит мне моего отношения к смене командования».

Из разговора накануне отставки Александра Кривошеина с сестрой Ольгой Васильевной (в браке Морозовой)

«Как своевременно пал Кривошеин, трудно даже себе представить до какой степени он был опасен, как мозг и душа необычайно дерзкой политической интриги, направленной против царя и всего русского народа».

Из откликов крайне правой печати («Земщина») на отставку Александра Кривошеина

«В переживаемые нами дни Кривошеин сосредоточил на себе определенные, наболевшие чаяния умеренно прогрессивных слоев русского общества. В нем усматривали определенные признаки того конституционного министра-монархиста, которым не удосужилась побаловать нас наша хмурая, себе на уме, действительность. Кривошеин стоял за компромисс по отношению к общественным пожеланиям. Именно за компромисс, не за капитуляцию власти перед обществом. Отставка Кривошеина является красноречивым доказательством того, что ни к каким компромиссам нынешнее, стоящее у власти правительство, не склоняется».

Из откликов праволиберальной печати («Утро России») на отставку Александра Кривошеина

«[Кривошеин] оказался политически более дальновидным чем большинство его сотоварищей по кабинету. Он понял еще до войны, что предпринятый Столыпиным и продолжаемый по инерции внутриполитический курс нуждается, по крайней мере, в некоторых смягчениях, иначе ему грозит явное и резкое столкновение с элементарными и очевидными для всех интересами государства. Это сознание необходимости какого-то поворота нашло себе отражение в нашумевшем в свое время заявлении о том, что нужно уничтожить противоположение между понятиями „Мы и они“, между правительством и обществом».

Из откликов леволиберальной печати («Русские ведомости») на отставку Александра Кривошеина

«После Столыпина, если не считать Витте, который стоял особняком, А. В. Кривошеин является самой крупной фигурой бюрократического мира. Это человек большого ума и большой энергии и инициативы. При таких качествах, у А. В. Кривошеина не было лишь большого духа, необходимого для крупного государственного деятеля. У него не хватало достаточно силы воли для того, чтобы войти в разрыв с тем, что было противным его личным убеждениям, и этим объясняется вся драма его, как государственного деятеля».

Из откликов леволиберальной печати («Киевская Мысль») на отставку Александра Кривошеина

1916 год

«Неужели ты не понимаешь, что никто и никогда в России не будет больше носить этих форм „мирного времени“?»

Из разговора Александра Кривошеина с одним из сыновей, заказавшим себе в Петрограде серую офицерскую шинель «мирного времени»

«Мне не раз приходилось высказывать Государю мое мнение об общем положении в России в связи с существованием Думы. Я ему говорил: „Я согласен с вами, что для блага России, может, лучше всего была бы твердая самодержавная власть, но для этого нужно, чтобы во главе стоял монарх с характером и силой воли вашего прадеда, императора Николая Павловича. А если этого нет (и Государь это сам сознавал), то единственный путь — это конституционная монархия в духе данных уже манифестов и правление в согласии с Думой и общественностью. Другого пути нет!“ Государь это понимал, но не мог на это решиться, как и по слабохарактерности, так и привязанности к идее самодержавия, связанной с религиозным пониманием последнего».

Из бесед Александра Кривошеина с членами семьи

Ноябрь 1916 года

«Не думаю… Я ведь не из фаворитов Григория Ефимовича».

Из разговора Александра Кривошеина с сенатором Дмитрием Любимовым о возможном продолжении прерванной политической карьеры

«Дай-то Бог, дай-то Бог! Пора!».

Из разговора Александра Кривошеина с сенатором Дмитрием Любимовым о скором конце «прохвоста» Григория Распутина

27 февраля 1917 года, Петроград

«Это вы довели до этого вашим упорством, вашими безумными верноподданническими резолюциями».

Из разговора Александра Кривошеина с крайне правым членом Государственного Совета в день бунта «запасных»

Март 1917 года, Петроград

«Пусть Временное правительство докажет свою работоспособность хотя бы так, что наведет порядок у себя в самом здании Думы <…> Может быть Россия вновь станет когда-нибудь великой и могучей, но той России, которую я любил, и которой я служил, больше не будет никогда».

Из реакции Александра Кривошеина на известия о создании Временного правительства

Август 1917 года, Москва

«Историки далекого будущего будут писать: „В начале ХХ века человечество вступило в период войн и революций, но он длился всего восемьдесят лет“».

Грустная шутка Александра Кривошеина

Май 1920 года, Париж

«Предполагая через несколько дней выехать, по приглашению генерала Врангеля, для свидания с ним в Крым, я был бы счастлив иметь возможность засвидетельствовать ему о благожелательном отношении Французского правительства к вопросу продолжения им борьбы против большевиков совместно с поляками и другими силами.

Ему было бы весьма ценно получить уверенность, что правительственные круги Франции признают все значение сохранения хотя бы незначительной по размеру части русской области, на которой сохранился бы нормальный правопорядок, дружественный союзникам, и основанный на принципах справедливости и права, где русские национальные силы нашли бы убежище.

Весьма важно было бы для генерала Врангеля иметь возможность рассчитывать на помощь Французского правительства военными материалами, а в случае невозможности продолжать борьбу, на помощь Франции в эвакуации Крыма».

Письмо от 7 мая (н. ст.) Александра Кривошеина — Генеральному секретарю МИД Французской Республики Морису Палеологу

«Мой дорогой Министр!

Я не преминул представить письмо Ваше от 7 мая вниманию господину Председателю Совета министров, министру иностранных дел. Мне приятно дать Вам заверение в том, что Французское правительство признает значение области, ставшей последним убежищем русских патриотов, конечным прибежищем русского правопорядка и русской совести. Пока генерал Врангель не получит необходимых гарантий безопасности для его войска, мы приложим наши старания для того, чтобы оказать ему помощь продовольствием и снаряжением, чтобы позволить ему защищаться против нападений большевистских сил, и наш Черноморский флот будет продолжать противиться всякой высадке на крымском побережье. Наконец, если сопротивление не сможет продолжаться, мы примем участие, в пределах максимальных возможностей, в эвакуации полуострова».

Ответное письмо от 8 мая Мориса Палеолога — Александру Кривошеину

Май 1920 года, Севастополь

«Проект этот не совершенен, но раз он может облегчить армии её успех, привлечь к ней доверие крестьянства, раз сама армия ждет слова о земле, то времени терять нельзя, сама жизнь позднее внесет необходимые в дело поправки. Пусть слово о земле будет сказано в приказе вождя армии. Приказ отданный в суровой обстановке военного лагеря, не может быть столь совершенен по форме, как нормально изданный закон».

Из разговора о земельном законе Александра Кривошеина с Главнокомандующим генерал-лейтенантом бароном Петром Врангелем

Июнь 1920 года, Севастополь

«За исключением Савича и Струве мне даже посоветоваться не с кем. Помощников совсем нет. Приходиться всю мелкую работу делать самому».

Из разговора помощника Главнокомандующего по гражданской части Александра Кривошеина с генерал-лейтенантом бароном Петром Врангелем

«Необходимо выяснить и, буде возможно, урегулировать кардинальный вопрос снабжения армии <…> Ибо без заграничных военных материалов невозможно дальнейшее наступление и даже крайне затруднительна задача обороны Крыма».

Из телеграммы от 25 июня Александра Кривошеина в Париж — начальнику Управления внешних сношений Правительства Юга России Петру Струве

«Выработанный в суровой обстановке военного лагеря, издаваемый при неслыханно трудных хозяйственных условиях, этот приказ, конечно, не может принести с собой общего удовлетворения. Земельный вопрос слишком долго тревожил и терзал русских людей, чтобы какое бы то ни было его разрешение могло в корне примирить нередко противоречивые интересы и до конца успокоить разгоревшиеся страсти. Но откладывать решение этого вопроса далее было невозможно, и 25 мая [ст. ст.] этот безнадежно запутанный узел был разрублен. Сущность земельной реформы <…> может быть выражена в немногих словах: земля трудящимся на ней хозяевам [Курсив наш. — К. А.]. Эта руководящая мысль опирается на два основных стремления: охранить всякое землепользование, как оно установилось к настоящему времени, от нарушений, насилий, захватов и передать трудящимся на земле хозяевам пригодные для ведения хозяйства земли, казенные и частновладельческие. Приказ имеет ввиду создать в деревне твердый земельный порядок и обеспеченную жизнь, дабы трудящийся на земле хозяин не страдал от посягательств в настоящем и от неопределенности в будущем.

Устанавливая общее положение об отчуждении земель в пользу трудящихся на ней хозяев, приказ, прежде всего, определяет необходимые изъятия из этого положения, подсказываемые как требованием справедливости, так и соображениями государственной пользы. За прежними владельцами часть их владений сохраняется, но размер этой части не устанавливается заранее, а составляет в каждой отдельной местности предмет суждений волостных и земельных учреждений, которым всего более знакомы местные хозяйственные условия».

Из специального сообщения Правительства Юга России о земельной реформе, которое было составлено Александром Кривошеиным

«Лучше, чтобы монархия пришла на пять лет позже, чем на пять часов раньше времени»

Июнь 1920 года, Севастополь

"Есть два пути государственного творчества. Государственный гений Великого Петра строил государственное здание сверху, начинал с Академии, Сената, Синода. Вспомним, например, что в области народного просвещения сначала был основан первый университет, значительно позже — первая гимназия, а еще много времени спустя — первая народная школа… Великолепное здание Петра рухнуло.

Русскую революцию можно понимать, как попытку ликвидировать Великого Петра.

Теперь другие условия, другое время. Жизнь указывает теперь на другие пути. Правитель и Главнокомандующий избрал государственное строительство снизу, с фундамента [Курсив наш. — К. А.].

Все осажено к низам.

К интенсивному и свободному строительству призваны Главнокомандующим новые силы, широко поставлен вопрос о децентрализации всего управления.

Смело начертан план целого социального переворота, путем создания класса мелких собственников по нашему Земельному Закону.

Я имею сведения, что наряду с другими обстоятельствами, принятые меры имели влияние на постановку правительством Франции вопроса о нашем признании, чего не удавалось добиться ни генералу Деникину, войска которого доходили до Орла, ни владевшему всей Сибирью адмиралу Колчаку.

Земельный приказ обязывает сделать и второй шаг.

На очереди стал вопрос об организации управления и самоуправления на местах.

Главнокомандующий решает его смело в направлении привлечения мелких собственников к участию в местном самоуправлении.

Под скромным названием нашего закона ускользает все значение этого шага на пути намеченного нами общего плана преобразования земской жизни.

Революция передвинула все устои, изменила все условия жизни.

Нам ясно, что должны быть изменены и формы управления на местах. По нашему закону вся деятельность уездного земства перенесена на волость [Курсив публикаторов. — К. А.].

При пространствах русской жизни это одно уже само по себе колоссальное благо. Мы отдали мелким крестьянским собственникам не только власть земскую, но и власть административную [Курсив наш. — К. А.].

В этом отношении наш закон идет дальше любого из западных.

Будущее же уездное земство получает права губернского [Курсив публикаторов. — К. А.].

Мы готовы идти и дальше.

Но будущее зависит от того, как покажут себя с точки зрения государственности и национальной культуры класс мелких собственников и, привлекаемое к деятельному участию в земстве крестьянство. Как обеспечена будет Церковь, какова будет новая школа, больница, суд. От этого будет зависеть весь дальнейший ход намеченных реформ…

Вместе с покойным П. А. Столыпиным я работал над поднятием экономического благосостояния русской деревни.

Я глубоко верил в её здравый государственный смысл.

Верю и теперь.

Сейчас мы делаем смелую попытку устроения будущего земского и государственного порядка.

Верим, что она приведет к оживлению национального культурного строительства».

Из интервью «Ставка на деревню» Александра Кривошеина газете «Великая Россия» и беседы с редакторами севастопольских газет

Июль 1920 года, Севастополь

«Только что получена телеграмма от П. Б. Струве. Французское правительство изъявило готовность признать де-факто правительство Юга России. Это большая политическая победа».

Телеграмма от 22 июля Александра Кривошеина в Джанкой — Главнокомандующему генерал-лейтенанту барону Петру Врангелю

Июль 1920 года, Севастополь

«Можете себе представить бедность материальную и духовную, в которой мы живем. Вот у меня на жилете эта пуговица приводит меня в бешенство, — я вторую неделю не могу её пришить. Мне самому некогда, а больше некому <…> Вы не смотрите, что со стороны более или менее прилично, и все как-то по-старому. На самом деле под этим кроется нищета».

Из беседы Александра Кривошеина с Василием Шульгиным

Сентябрь 1920 года, Севастополь

«Чудо случилось, мы не только удержались, мы что-то делаем, куда-то наступаем… То, что совершенно разложившейся армии вдруг на самом краю моря удалось найти в себе силы для возрождения, уже чудо… Но что же дальше? Дальше? Прежде всего вот что: одна губерния не может воевать с сорока девятью. Поэтому, прежде всего — не зарываться. Надо иметь ввиду судьбу наших предшественников. Деникин, помимо всяких других причин, прежде всего не справился с территорией. Мы наступаем сейчас, но помним memento Деникин <…> Необходимо держать хлебные районы т. е. северные районы Таврии <…> Рассматривайте это как вылазку за хлебом. Ведь если большевики называют Врангеля „крымским ханом“, то следует принять тактику крымского хана и делать набеги.

Нужно будет досидеть в Крыму, пока они вследствие внутренних причин ослабеют настолько, что можно будет вырвать из их рук этот несчастный русский народ, который в их руках должен погибнуть от голода <…> Вот на этот случай мы должны быть готовы, чтобы броситься на помощь <…> Но для того, чтобы это сделать, прежде всего надо что? Надо — „врачу, исцелися сам“. На этом клочке земли <…> надо устроить человеческое житье. Так, чтобы ясно было, что там вот, за чертой, красный кабак, а здесь — рай не рай, но так, чтобы люди могли жить [Курсив наш. — К. А.]. С этой точки зрения вопрос о политике приобретает огромное значение. Мы — опытное поле, показательная станция».

Из беседы Александра Кривошеина с Василием Шульгиным

«Вновь настаивайте перед французским правительством о содействии получения из Румынии нашего армейского имущества. Всякое промедление может быть гибельным. Необходимо просить предоставить нам наше артиллерийское имущество, находящиеся во Франции».

Из телеграммы Александра Кривошеина в Париж — дипломату Василию Маклакову

«Поворот боевого счастья на сторону поляков застал Русскую армию во время операции по овладению Северным Кавказом. Для развития на Кубани успехов, ввиду сосредоточения значительных сил противника против нашей десантной группы, намечалась переброска с таврического фронта новых частей, это неминуемо должно было нас вынудить к отходу за Перекоп, к чему армия и подготавливалась. Однако в связи с разгромом польской армией большевиков встал вопрос о создании на западе общего противобольшевистского фронта, причем сохранение нами таврического фронта приобретало первенствующее значение. Это поставило нас в необходимость прекратить переброску войск на Кубань и, как следствие этого, отказаться от продолжения кубанской операции. Наша десантная кубанская группа получила приказание начать переброску частей в Крым. Это было выполнено, не только без потерь, но и с большим приращением живой силы. Ныне Русская армия подготавливается к переходу в наступление, причем только согласованные операции ее с другими противобольшевистскими силами обещают достижение наибольшего успеха. Последнее же возможно только при условии объединения действий. Объединение украинских войск с польской армией уже осуществлено. Наше военное соглашение с украинской армией уже намечается.

Ныне назрел вопрос и об объединении действий Русской армии с поляками, причем дальнейшие успехи и дальнейшее продвижение приведет к созданию общего фронта. Роль Франции в осуществлении этого вопроса имеет доминирующее значение. Спасение Варшавы и самой самостоятельности Польши, с одной стороны, и признание правительства Юга России и оказание помощи по снабжению Русской армии, с другой, сделают вполне естественным, что обе армии охотно пойдут на руководство общей операцией против большевиков одним из французских генералов, с тем чтобы при нем состояли представители противобольшевистских армий. В случае осуществления этого проекта и продолжения наступления Русская армия начала бы операцию на правом берегу Днепра, причем первоначально она могла бы овладеть Очаково-Николаевским и Херсонским районами, выдвинуться на линию Никополь — Вознесенск и наступать далее на линию Днепра, откидывая свой левый фланг к Черкассам, где было бы желательно соединиться с украинскими войсками. Повсеместные восстания на правобережной Украине, ближайшие к нам очаги которых руководятся нашими офицерами и снабжаются нашим оружием, в значительной степени облегчают задачу. Правый фланг и центр Русской армии одновременно продвинулись бы на линию Мариуполь — Чаплино — Екатеринослав.

При выполнении этой операции было бы очень желательно содействие французского флота при овладении Очаковом. (Обстрел верков, траление мин и демонстрация у Одессы.)

Выполнение намеченных заданий лишило бы большевиков хлебных районов, закрыло бы выход в Черное море и создало бы необычайно выгодное положение для дальнейших действий, причем польская армия могла бы ограничиться активной обороной на Днестре и Припяти, а Русская и украинская продолжали бы дальнейшие операции. Овладение каменноугольным районом и захват Кубани должны быть следующими задачами Русской армии, так как лишение советской России этих источников топлива и хлеба означало бы для нее конец борьбы.

Выполнение намеченных задач возможно лишь при надлежащем снабжении, в котором Русская армия испытывает чрезвычайную нужду. Наступающие холода требуют принятия скорейших мер по обеспечению армии обмундированием, а неминуемая сыпно-тифозная эпидемия — бельем.

Наша армия раздета, и 110 тысяч бойцов и обслуживающих их солдат на фронте должны быть одеты по-зимнему. Кроме того, 200 тысяч офицеров, чиновников и солдат, обслуживающих тылы армии, надо одеть по-осеннему.

Одним из существенных вопросов является также усиление нас орудиями, так как запас английских снарядов приходит к концу. Только для поддержания нынешней нашей артиллерии, в связи с перевооружением, необходимо до 80 орудий.

Гражданская война выдвинула авиацию, броневики и танки, особенно могущественное средство борьбы. Оказанная ими помощь Русской армии неисчислима. К сожалению, материальная их часть пришла в полное расстройство, и присылка ее в достаточном количестве до крайности необходима. Ощущается недостаток ручного оружия, каковой, с передачей нам при содействии Франции имущества румынского фронта, будет устранен.

Для флота нужны шестидюймовые пушки Канэ, 75 мм пушки и снаряды к ним.

Средства связи: телефоны, телеграфные аппараты, а главное, кабель — также нам нужны в первую очередь.

В медицинских средствах Русская армия испытывает большой недостаток, который станет грозным с началом зимних эпидемий. Белье для лазаретов, дезинфекционные средства, хирургические инструменты и перевязочные материалы крайне необходимы.

С оказанием нам помощи, в общих чертах изложенной выше, Русская армия выполнит намеченные задачи с полным успехом.

Прекращение Польшей военных действий и вступление ее в переговоры с советским правительством поставило бы Русскую армию в тяжелое положение.

Освободившиеся силы большевиков в этом случае были бы переброшены на южный фронт, и спустя несколько месяцев мы имели бы перед собой новых три, три с половиной большевистских армии.

Но и при таких условиях Русская армия не сложит оружия и будет драться с верой в успех и с верой в свою союзницу Францию, которой мы неизменно оставались верными и которая может оказать нам и в этом случае существенную помощь. Затягивание мирных переговоров Польши с советской Россией, с одной стороны, и скорейшая переброска к нам из Польши и Германии (после некоторого отбора) захваченных и перешедших через германскую границу большевиков, а также остатков армий генерала Миллера и генерала Юденича, с другой, дало бы нам возможность продолжать борьбу.

Самое затягивание мирных переговоров должно быть настолько продолжительно, чтобы можно было бы успеть перебросить контингенты из Германии и Польши и закончить пополнение ими вновь формируемых частей.

Перевозимые контингенты должны быть вполне обмундированы и вооружены, а вновь формируемым частям должна быть предоставлена необходимая материальная часть, для чего могли бы быть использованы запасы большевиков, захваченные поляками.

При осуществлении всего этого Русская армия будет и одна продолжать борьбу с большевиками в твердой уверенности в конечном ее успехе, чем даст возможность и Польше быть спокойной в невозможности большевикам нарушить условия мирного договора.

Независимо от предоставления Русской армии военного снабжения, осуществление проекта требует и значительной денежной помощи в виде ссуды, покрытие которой наравне с оплатой военного снабжения могло бы быть предусмотрено специальным договором по экспорту во Францию зерновых продуктов, угля и других сырьевых продуктов из территорий, уже занятых и предположенных к занятию Русской армией».

Меморандум от 28 сентября Александра Кривошеина представителям французских властей на переговорах делегации Русской армии в Париже

Октябрь 1920 года, Севастополь

«Лучше, чтобы монархия пришла на пять лет позже, чем на пять часов раньше времени».

Из интервью Александра Кривошеина — французскому журналисту

«Все дело в спешности. Если нам дадут необходимое [снаряжение], то при наших прекрасных кадрах мы сможем в кратчайший срок увеличить армию вдвое, а этого достаточно для полного успеха».

Из телеграммы от 14 октября Александра Кривошеина в Париж — дипломату Василию Маклакову

1921 год, Пётр Струве — на смерть Александра Васильевича Кривошеина († 28 октября 1921)

«Ни административно-политической гениальности Витте в вопросах хозяйственной политики, ни волевого упора Столыпина не было у А. В. Кривошеина. Зато это был человек индивидуальной культуры, имевший вкус к культуре вообще, чего нельзя было сказать ни о Витте, ни о Столыпине. Будучи политическим реалистом, который живо ощущал народную почву, и в этом смысле, будучи, пожалуй, демократом, А. В. Кривошеин в то же время был подлинным культурным аристократом.

Пример Витте, Столыпина и Кривошеина показывает, что старый режим умел отбирать людей… К сожалению, он не умел их хранить».

Первая публикация см. сайт «Белое Дело»


Кирилл Михайлович Александров родился в 1972 году в Ленинграде в семье офицера советского военно-морского флота.
Окончил 1-й специализированный исторический класс средней школы № 307 (1989), факультет социальных наук Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена (1995), очную аспирантуру по кафедре «История России и зарубежных стран» Санкт-Петербургского государственного университета экономики и финансов им. Н. А. Вознесенского (1998), кандидат исторических наук (2002). Работал в архивах России, Германии и США. В 2010-2015 — докторант Санкт-Петербургского Института истории РАН. В 2016 году защитил докторскую диссертацию на тему «Генералитет и офицерские кадры вооруженных формирований Комитета освобождения народов России, 1943-1946 годы». Защита вызвала большой резонанс, вопрос об утверждении решения Учёного совета Санкт-Петербургского Института истории РАН о присуждении докторской степени находится в стадии рассмотрения. В 1992-2005 годах работал учителем истории в петербургских школах. С 2005 года — старший научный сотрудник по специальности «История России», работает на филологическом факультете Санкт-Петербургского университета, участник энциклопедических проектов по истории Санкт-Петербурга — Петрограда — Ленинграда. Область специализации — военная и социальная история первой половины ХХ века, история Русского Зарубежья. Автор трех книг и более трёхсот научных и научно-популярных публикаций по отечественной истории XIX-ХХ веков (1990-2016).